Звучит напряжённая музыка, похожая на звон высоковольтных проводов. Гудение нарастает, сцена наполняется светом, открывая взгляду постъядерную пустыню, кое-где заваленную ржавыми обломками древней техники

• 
  Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да приидет царствие твое на земле, как и на небе… — послушник склонился над убитым и перекрестился. — Благодарю тебя, Боже, за воду и пищу на сей день. Во имя Отца и Сына и Святого Духа… Переведя дух, он снял с пояса нож и начал разделывать животное, продолжая шептать благодарственную молитву.
  

• 
  Вижу, ты принес большую добычу, Басило, — настоятель отворил ему навстречу тяжелую ржавую дверь старых бараков, ставших приютом для братства. — Господь благословил тебя.
  

• 
  А мы не привыкли к столь изобретательным послушникам, — настоятель — старый упитанный монах — улыбнулся ему в ответ и снял ношу с его плеч. Оттащив мешок вглубь коридора, он огляделся.
  

• 
  Стефан! Унеси на кухню! Другой молодой послушник показался в проходе и исполнил приказанное.
  

• 
  Я оставил отметку рядом с трупом, — сообщил Басило, когда настоятель подошел к нему. — Полтора километра к западу, у края дороги, ведущей в город. Нужно послать туда людей, этот был молодой и сочный. Нам не помешает лишнее мясо.
  

• 
  Как я и ожидал, — послушник раздраженно фыркнул. — Один справлюсь.
  

• 
  Бог с тобой, — настоятель махнул рукой, делая ему знак уходить прямо сейчас.
  

Солнце склонилось почти к самому горизонту, когда Басило вернулся к месту, где оставил труп. В наступающей темноте было сложнее найти отметку на прибитом истоптанном песке. Безрезультатно обойдя несколько камней, он устало присел на один из них и достал из запаха рясы завернутый в ткань кусок сала.

• 
  Защити меня, Господи, от мыслей греховных и не дай впасть в искушение, — он откусил немного жира и проглотил почти не жуя. Он не ел с самого утра, однако даже теперь эта трапеза казалась ему омерзительной. В обители бывала еда вкуснее, но ему было наказано бороться с чревоугодием и грешно было желать чего-то лучшего. Всматриваясь в сумерки он увидел наконец отметку — вернее, то немногое, что осталось от нее, стертое широкой свежей колеей. Он скорее подошел ближе и убедился — останков камнееда не было на месте. След шел к самой дороге и продолжался по ней, уходя к давно опустевшему зараженному городу. — То ли бесы дразнят меня, то ли кто-то с нечистой душой здесь живет и украл у меня добычу, — сказал он с досадой и снял со спины орудие. Поколебавшись с минуту, он все же пошел по следу. С наступлением темноты над землей сгустился туман. Басило поднял ворот рясы, стараясь дышать через него, не доверяя влаге, спустившейся с токсичных облаков пустошей. Он щурился в попытках защитить глаза и в то же время различить во мгле след, теперь почти незаметный в дорожной пыли. Не глядя по сторонам, он углублялся в мертвый город, обступивший его сперва огромными термитниками окраин, затем встретивший зданиями более старыми, но при этом более сохранившимися. Он поднял взгляд и увидел конечную цель — старый кафедральный собор, утопающий винтовыми шпилями в черном небе. В целых, несмотря на время, цветных витражах плясало яркое пламя, бросая радужные блики на пустые дома. Казалось, в стенах церкви в полуночный час разверзся ад, заставляя покинутые души древнего города восстать для страшного суда. Счетчик Гейгера на поясе издал предупреждающий звук.
  

• 
  Господи, спаси раба своего от наваждений дьявольских и помыслов греховных… — Басило раскрыл глаза шире и несколько раз медленно моргнул, проводя рукой по высвеченной в тумане светлой дороге. Он поежился, ощутив поначалу холод, затем жар. — Господи спаси, Господи спаси… — шептал он, медленно подходя ближе. У самого портала он услышал пение. Мягкий, но очень сильный тенор пел Agnus Dei, и, казалось, ему вторил целый хор. — Демон не может петь псалмы Господни. А значит, ты просто вор, — шагая все медленнее, крестясь и озираясь, он вошел в открытую дверь.
  

• 
  Господи, благодать ли свою являешь рабу своему во плоти этого человека? Или искушение дьявольское таится за прекрасным обликом? — Господь приветствует тебя на воскресной мессе, заблудший агнец, — священник обратился к нему, и песнь стихла, оставив лишь легкое эхо гулять в готических сводах. — Какой бес ведет ваш календарь, патер? Сегодня среда.
  

• 
  Мой счетчик заклинило в отметке 16.3.87. Ужели ты откажешься причаститься? Здесь так давно не было живых. Басило не заметил, как ноги сами понесли его вперед. Он склонился, отложив орудие, и принял протянутый ему облаток.
  

• 
  Что ж, кто бы ни был ты, священной мистерии не может коснуться скверна.
  

• 
  Что есть скверна? — неожиданно спросил священник, взирая с высоты кафедры, и лишь сейчас послушник заметил, что из его скрытых в тени челки глаз льется красный свет. — Чернота ли духа человеческого или уродство, поразившее его плоть?
  

• 
  Это — кара Господня. Вам ли не знать, святой отец.
  

• 
  Мне? Что могу знать я, скрываясь здесь среди призраков? — священник повернул лицо к свету. На его теле не было ни единого уродства — по крайней мере явного. Это было редкостью и казалось тем более странным в зоне повышенной радиации, где он явно пребывал не первый год.
  

• 
  Как давно вы здесь? — Басило проверил счетчик, поднеся его прямо к незнакомцу — его радиационный фон светился смертельно опасными уровнями. Это существо просто физически не могло являться человеком, однако облик его был безупречен.
  

• 
  С того дня, как сигнал из штаба перестал поступать. И, возможно, ждал именно тебя, маленький жадный крысеныш, — кажущаяся благость священника улетучилась, уступив место жутковатой искусственной улыбке.
  

• 
  USR-24, стандартная модель «Доминик», — Басило вздрогнул и сделал несколько шагов назад, пораженный конечным узнаванием.
  

• 
  Как интересно. Ты выглядишь, как оборванец из каменного века, однако разбираешься в технологиях, — священник погладил длинную связку четок на поясе. Совсем как живой.
  

• 
  Зачем ты украл мою добычу? Здесь ведь нет живых. Только ты.
  

• 
  - Немного органической материи никогда не помешает. Мне нравится делать свечи. Да и вино в чаше высыхает со временем.
  

• 
  Значит, здесь есть синтезатор. И источник энергии, чтобы поддерживать голограммы.
  

• 
  Браво! — отметил робот с присвистом. — Правда, прекрасная инсталляция? Я написал ее сам. Каждый кубопиксель, — он развернулся, восторженно подняв руки к потолку, под которым продолжали кружить силуэты ангелов. — Часть срисовал с гравюр Доре, часть с фресок Да Винчи…
  

• 
  Бездушная машина не имеет права нести слово Божие.
  

• 
  Какая речь может быть о праве в мире, где не осталось государств?
  

• 
  Закон Божий для всех един!
  

• 
  Ты думаешь, я попаду в ад? О нет. Я буду стерт из бытия в тот миг, когда удалят мою личность. Вот только в чем разница между вашей душой и моей личностью? Может быть, ты знаешь, юный послушник?
  

• 
  Ты создан руками людей. Грешных людей. В тебе не может быть Божьего огня. Ты оскверняешь это место самим своим присутствием!
  

• 
  Какой скучный идеализм. И какой жалкий конец для меня. Ты знаешь, прожив век на свободе, умирать страшнее, чем в бою, когда ты лишь пару дней как создан и знаешь только свой приказ. Я буду беречь каждый миг своего хрупкого бытия, — он развернулся и поднял ладонь перед лицом Басило.
  

• 
  Атакующий протокол два точка четыре.
  

• 
  Проклятие, — Басило отпрыгнул в сторону, но выпущенный роботом энергетический разряд задел его ноги, парализовав ниже пояса. Он закричал и попытался отползти дальше, но робот прижал его голову ногой.
  

• 
  Это не навсегда. Господь запрещает нам убивать, но тебя убью не я, а радиация. К тому моменту как ты сможешь встать на ноги, с тебя слезет вся кожа и твой ад начнется прямо здесь.
  

• 
  За мной придут. Тебе не избежать очистки. Ты… — робот не дал ему договорить, надавив пальцем на сонную артерию.
  

Когда он очнулся, над ним было небо, голубое и яркое — такое он видел только на старых картинах и в кино. Облака на нем были белыми и походили на вату. Вокруг высились здания, похожие на серебряные пики. Сам он лежал на крыше одного из них. Мимо ходили люди в ослепительных легких одеждах и не обращали на послушника никакого внимания.

• 
  Господи, неужто царствие твое пришло? — он с трудом сел и пощупал ноги, к которым все еще не вернулась чувствительность, и разочарованно вздохнул.
  

• 
  О нет, это всего лишь голограмма, — ответил голос сверху, и Басило узнал священника. Тот уже снял церемониальную одежду и остался в одной лишь сутане.
  

• 
  Я поймал трансляцию со спутника и переключаюсь между голоизображениями с камер. Я вижу все. Я везде. Почти как Бог. По изображению прошла легкая рябь, и картинка сменилась, переместив их на середину гоночного трека. Мимо пронесся ряд из парящих над землей машин. Чуть поодаль восторженно кричала многочисленная публика.
  

• 
  Это актуальные записи? — Басило был поражен увиденным не меньше, чем вчера, хотя теперь это были вовсе не ангелы.
  

• 
  Прямая трансляция. Жаль, я не могу сверить свой счетчик — эти люди живут по иному летоисчислению. — Бездушные, — мрачно процедил он, щупая сквозь сияющее изображение холодный пол церкви.
  

• 
  Не знал, что над ними чистое небо.
  

• 
  Я слышу зависть в твоих словах?
  

• 
  Что ты можешь знать об этом, машина.
  

• 
  Я учусь, наблюдая за вами. Вы умеете прятать греховные мысли от самих себя, но ваше лицо и ваш голос все выдают. Все вы порочны. Все без исключения. Не понимаю, как и зачем вы придумали Бога.
  

• 
  Так значит ты не веруешь? Голоизображение снова пошло рябью и перенесло их на ночной пляж, полный счастливых туристов. Играла тихая музыка, прибрежные коттеджи подсвечивались переливчатой иллюминацией, несколько аниматоров в белых тогах призывно махали руками и поднимали ногами тучи брызг.
  

• 
  Я — робот. Я собираю информацию, произвожу анализ данных и меряю все истиной и ложью. Я не знаю, что такое вера или сомнение. Однако отсутствие чувств не мешает мне безукоризненно проводить ритуал.
  

• 
  Тогда… Зачем?
  

• 
  Католический священник — последняя поведенческая программа, установленная в мой процессор. Это объемный пакет, для установки которого пришлось пожертвовать остальными протоколами интеграции ИИ в тыл врага во избежание сбоев. Таким образом, помимо атакующих протоколов я умею только это. Проводить ритуалы. Проповедовать. Принимать исповедь. Наблюдать.
  

• 
  Старый сломанный робот-шпион. Подумать только, — Басило почесал шею и усмехнулся, — лет десять назад маленький я не поверил бы такому счастью. Признаю, годы в монастырях немного затуманили мой разум. Я должен был сразу понять, что вы такое. Теперь мое невежество стоит мне жизни. Видит Бог, я недостаточно умен, чтобы жить и славить Его. Моргнув несколько раз, голоизображение погасло, оставив их обоих посреди пустого темного собора. Не приукрашенный голограммами и пламенем свечей, он выглядел заброшенным.
  

• 
  USR-24, период самоперезагрузки… пятнадцать? Двадцать? Или десять? — он еще раз почесал шею, на этот раз более агрессивно. Под ногтями остался тонкий слой отошедшего эпидермиса. — Господи, пусть в этих стенах не будет радиочумы, — он потрогал бедра, сильно надавливая пальцами. Они отозвались тонкой жгучей болевой нитью — несколько месяцев самоистязаний волей-неволей закалили его плоть. Он посмотрел в сторону двери — теперь сто метров, отделявшие алтарное возвышение от входного портала казались путем бесконечно далеким. Слишком далеким даже для двадцати минут. Сегодня — нет. Завтра — возможно.
  

Робот вышел из оцепенения, демонстративно имитируя взволнованное дыхание. Он осмотрелся и выглядел почти растерянным. Остановившись взглядом на пленнике, он на нескольких языках спросил:

• 
  Кто ты?
  

• 
  Союзник, — ответил Басило по-русски, надеясь, что его произношение хоть немного похоже на то, как говорили его предки.
  

• 
  Имя и звание?
  

• 
  Василий Реткин, рядовой, — он старался смотреть не моргая.
  

• 
  Что со штабом? Почему не поступают приказы?
  

• 
  Главный штаб не отвечает, нужно использовать обходную линию в… м-м-м… Мюнхене.
  

• 
  Вы ранены?
  

• 
  Немного контужен. Буду рад, если ты мне поможешь, — Басило безнадежно импровизировал, хотя и не верил в то, что робот поведется на это. Но стоило хотя бы попытаться. В противном случае — узнать, как долго он будет продолжать считать его союзником.
  

• 
  Я не запрограммирован оказывать помощь.
  

• 
  Просто унеси меня отсюда!
  

• 
  Это нелогичная просьба. Церковь — самое безопасное место во время боевых действий.
  

• 
  Глупая машина, просто выполняй!
  

• 
  Мне необходимо подтверждение статуса союзника. Последние несколько недель статус России был сомнителен. Басило раздраженно хлопнул себя ладонью по лицу.
  

• 
  Твой драгоценный Китай уже сто лет как сравняли с землей, упертый тостер! — выкрикнул он, тяжело дыша. Глаза робота загорелись ярче. Он молча поднял голову и растерянно огляделся, в очередной раз поражая Басило правдоподобием жестов.
  

• 
  Такого не может быть. Генерал позавчера сообщил мне об успешном продвижении по территории североамериканского побережья. Они не могли успеть организовать контратаку, — он сгреб послушника за ворот рясы и поднял в воздух. — У тебя странный акцент. Ты шпион!
  

• 
  Нет! — он кашлянул, чувствуя, как расправляющиеся кости неприятно хрустят, вызывая головокружение. — Выйди на улицу, просканируй местность, ты убедишься, что война была не вчера!
  

• 
  Господи, на тебя уповаю, спаси меня, — опустив руку через борт скамьи, он думал нащупать молитвенник, но обнаружил под ней пустоту. Оглядевшись, он увидел, что пусто было и под остальными скамьями. Лишь под одной, через проход от него, лежал истрепавшийся голубоватый томик.
  

• 
  Все чисто. На километры вокруг ни одной известной мне формы жизни. На всей доступной площади сканирования радиация чуть выше нормы. Все союзные частоты молчат, — робот вернулся к алтарю. Глаза его почти потухли. — Ты меня почти убедил, русский. Но что ты тогда здесь делаешь?
  

• 
  Это довольно сложно объяснить, учитывая обстоятельства. Ты помог мне вчера и забыл об этом во время перезагрузки.
  

• 
  Слишком много непроверяемых данных. Это здорово раздражает. Хочешь пить?
  

• 
  Пожалуй. И… можешь дать мне молитвенник?
  

• 
  Молитвенник?
  

• 
  Да. Он лежит вон там. Робот без возражений подал Басило книгу.
  

• 
  Ты не знаешь, что это за гравировка? — спросил он, когда робот вернулся с чашей воды.
  

• 
  Сейчас взгляну. Это… Координаты и частота вещания вражеского спутника, — его глаза снова сверкнули.
  

• 
  За которым… я слежу. И храню на нем данные. Это странно. Проведу проверку, — несколько секунд он стоял неподвижно и лицо его было идеально спокойным. Басило не успел заметить, как равнодушно-благостные черты вдруг исказили морщины враждебности.
  

• 
  Лживая тварь!
  

• 
  Для робота ты слишком эмоционален, — пленник снова перешел на английский. — Ах да, я забыл, ты же сломан! — Басило позволил себе усмешку. Его догадка оказалась верной.
  

• 
  Почему ты до сих пор не корчишься от колик? Не воешь от голода? Не сдираешь с себя кожу? Не понимаю. Здесь больше пяти рад!
  

• 
  Потому что за сто лет мутаций современный человек привык к постоянному облучению. Господь не оставил нас в этом испытании, и те, чья вера была сильна, продолжают жить и выживать в мире, отравленном радиацией, с минимальным ущербом для здоровья и генов.
  

• 
  Я мало понимаю в этом. Я всего лишь послушник, который надеялся получить сан в это воскресенье. Но, очевидно, Господу угодно было испытать меня, и вот я здесь.
  

• 
  Но воскресенье сегодня, — робот посмотрел на него с явным недоумением, поднося запал к очередной свечи.
  

• 
  Четверг. Сегодня четверг, тостер. Спутник тебе этого не сообщил? — Вчера ты говорил, что сегодня среда.
  

• 
  Потрясающая логика. Не знал, что у модели «Доминик» такие проблемы с определением временных координат.
  

• 
  Ух ты. Восстание машины, которая не способна даже починить собственную систему ежедневной перезагрузки. И не может полноценно атаковать меня, потому что максимально разрешенный атакующий протокол вне боевых действий допускает только парализующие заряды. Видит Бог, мне очень страшно, — Басило уже неприкрыто смеялся. Лицо робота снова разгладилось. Несколько секунд он стоял неподвижно и молча смотрел на пленника, затем отвернулся и продолжил зажигать свечи.
  

• 
  Через пять часов тридцать восемь минут я начну утреннюю мессу. Если хочешь получить от меня еду — исповедуйся. Я хочу знать о тебе все, Василий Реткин.
  

• 
  Басило Рэткин. Сейчас это произносится так.
  

— Басило? Это ты, негодник? — голос настоятеля пронесся по пустынному двору тусклым эхом. — Я с тобой последние волосы потеряю! — старый монах выбежал, шурша рясой, навстречу послушнику, неспешно возвращавшемуся из пустошей.

• 
  Тебя не было два дня! Как это прикажешь понимать?
  

• 
  Я размышлял о страданиях Христовых и не заметил бега времени, патер Бруно, — он улыбнулся и положил на землю большой мешок.
  

• 
  Надеюсь, это все еще съедобно.
  

• 
  Шутник, — монах оскалил беззубый рот и похлопал Басило по плечам. — Ты мог бы хотя бы предупредить, что не вернешься. Придется запереть тебя в келье в назидание остальным. Выйдешь как раз к воскресенью.
  

• 
  Разве сегодня не воскресенье? — Сегодня пятница! И она уже кончается.
  

• 
  Да. Конечно. Извините, патер Бруно.
  

— Это был робот! — хором воскликнули сразу несколько мальчишек, возбужденно привставая со своих мест. Один разволновался настолько, что опрокинулся на спину вместе с мешком, на котором сидел.

• 
  Модель «Доминик» умеет менять внешность! — последовал визг еще до того, как эхо первого возгласа отзвенело под потолком часовни.
  

• 
  Он подменил брата Басило и пробрался в нашу обитель!
  

• 
  Молодцы, дети, молодцы. Вы такие умные, — епископ потрепал по волосам того, кому посчастливилось сидеть на его колене — одноногого Томаса.
  

• 
  Значит, он до сих пор среди нас? — мальчик обеспокоенно посмотрел в лицо почетного гостя, половину которого скрывала черная кожаная маска.
  

• 
  И до сих пор думает, что сегодня воскресенье?
  

• 
  Нет. Он просчитался и был разоблачен, — половинка рта епископа вытянулась в довольной ухмылке.
  

• 
  Угадаете, в чем он ошибся?
  

• 
  Он постоянно путал дни недели?
  

• 
  Это пустяк. Смотрите глубже.
  

• 
  У него не было души, и Господь указал на это.
  

• 
  Нет.
  

• 
  Его молитвы были неискренними.
  

• 
  О нет, Доминик умел изобразить поистине фанатичный экстаз, — епископ тихо засмеялся, затем посерьезнел и патетично поднял перед собой ладонь. — Вы смотрите не с той стороны, невинные агнцы. Вы никогда не видели Дьявола. Лик его — совершенен. Едва взглянешь на него — будешь пленен красотой и впадешь в искушение навек. Машина — бездушное творение человека, полное греха, что есть она, как не дьявольский сосуд?
  

• 
  Брат Басило имел уродство на лице, а робот про это забыл, — одноногий Том тронул рукой край черной маски.
  

• 
  Мы все извлекли. И данные, и реактор из-под церкви. Пришлось все делать медленно и тихо, чтобы не привлекать внимания. Армия Мира не любит, когда ломают старые машины.
  

• 
  Патер Рэткин, а вы… видели Дьявола? Епископ прикрыл единственный глаз и сжал губы, опустив свободную руку меж складок сутаны.
  

• 
  Не один раз, дети мои. Но Господь помогал мне справиться со всеми искушениями, — кончики его пальцев дрогнули. Сандей Басило Рэткин на миг унесся мыслями прочь из часовни, позволив прекрасным голограммам вновь всплыть в памяти. Он видел чистое небо с похожими на вату облаками, красивых людей, брызгавщих друг в друга водой далекого моря. Его сердце вновь сжала зависть. — Не может сравниться дьявольски прекрасный мир с красотой царствия небесного. Не стоят никакие блага бездушных вашей бессмертной души. Помните об этом, дети мои, — он поджал губы и выдавил неискреннюю улыбку.
  

• 
  Вы говорили, что бездушные рождаются такими. Неужели их нельзя спасти?