Взаимосвязь ценностей и декларируемого поведения

Взаимосвязь человеческих ценностей и поведения людей на протяжении многих десятилетий привлекает внимание психологов и социологов во всем мире. Входя в число наиболее актуальных и важных проблем психологии, она одновременно – одна из самых сложных для экспериментального изучения.

Представляется вполне естественным, когда человек, взаимодействуя с миром, исходит из системы своих базовых предпочтений, т.е. ценностей. Однако, многие авторы, начиная с американских работ 60-х годов, отмечали наличие серьезных расхождений между выявляемой системой ценностей людей и наблюдаемым поведением. В.С. Бакиров, описывая в обзоре этих работ «факт существенного рассогласования вербально проявляемых ценностных представлений и реальных форм практического поведения», сформулировал три причины, объясняющие этот факт:

1) поверхностность уровня ценностных представлений;

2) отсутствие условий, необходимых для реализации ценностных предпочтений;

3) независимость действий людей от усвоенных ими ценностей, подразумевающая, что ценности не детерминируют активность людей, а являются лишь средством рационализирующего обоснования поведенческого выбора, продиктованного той или иной потребностью /18/.

С указанными замечаниями нельзя не согласиться. Следует только отметить, что сформированные у людей ценности все же чаще детерминируют человеческое поведение, чем наоборот. Если индивиду ничего не мешает, он предпочитает поступать в соответствии со сложившейся у него системой ценностей – хотя бы для того, чтобы потом не испытывать угрызений совести. Однако в ряде случаев конкретная ситуация оказывается достаточно сложной, в ней сталкиваются различные обстоятельства, вызывающие противоречивые мотивы, и тогда в действие вступают описанные В.С. Бакировым факторы.

Впрочем, не только поверхностность сложившихся у человека ценностных представлений или ситуативные обстоятельства, не позволяющие человеку следовать имеющимся у него ценностям, мешает каждый раз устанавливать релевантную связь между системой ценностей людей и их реальным поведением. Сама по себе система ценностей столь сложна для анализа, что иногда вывод о несоответствии поведения и ценностей делается только из-за неспособности исследователей разобраться в сложнейшем механизме детерминации поведения ценностной структурой индивида.

И, наконец, в-четвертых, самое, может быть, главное: связь ценностей и конкретных актов поведения не может быть прямой и линейной, поскольку между ценностными системами человека и выбором им поведенческой альтернативы «вклинивается» множество более локальных факторов, относящихся к разряду социально-психологических феноменов – таких, как устойчивые жизненные цели, существующие нормы и традиции, распространенные стереотипы сознания и бытующие в обществе мифы, а также великое множество социальных установок, в контексте которых принимается решение о том или ином поступке. На принятие человеком решений эти промежуточные психологические феномены оказывают воздействие, гораздо более серьезное, чем ситуативные факторы – такие как обстоятельства места и действия, внешне задаваемые требования и т.п. Они влияют постоянно, именно из-за них бывает трудно вычленить роль системы ценностей в принятии человеком своих решений, именно они обусловливают совершение человеком поступков, не только напрямую не вытекающих из существующей у него системы ценностей, но в ряде случаев даже противоречащих ей.

Менее значимыми факторами, затрудняющими анализ взаимосвязи поведения и ценностей, являются также плохое осознание людьми своих ценностных систем, выбор социально ожидаемого, а не «истинно правильного» поведения, трудности с рефлексией оснований своего выбора в необычных для индивида ситуациях и т.п. Все эти обстоятельства следует учитывать при планировании, а главное в ходе интерпретации результатов исследования систем базовых человеческих ценностей и влияния этих систем на поведение личности.

Однако, все вышесказанное относится к анализу взаимосвязи ценностных ориентаций человека и его реального поведения. В большинстве же проводимых экспериментов изучалось не реальное поведение, а поведение декларируемое, т.е., по существу, социальные установки человека¹⁴.

Суждение о том, что декларируемое поведение далеко не всегда совпадает с реальным, является сейчас общим местом всевозможных социологических и психологических публикаций. Еще в 80-е годы было показано, что ценностные представления зачастую воспроизводят бытующие в массовом сознании оценки и стереотипы, не являющиеся реальными мотивами поведения (см., напр., /116/). Авторов того времени беспокоил вопрос о соответствии самых искренних ответов респондентов истинным мотивам поведения /20/. Подобная обеспокоенность, носила методический характер, но была, по сути, методологическим ответом на восторженный оптимизм социологической науки 70-х годов, только овладевающей тогда массовыми опросами и полагающей, что таким образом она получает ключ к прогнозированию социального поведения больших групп населения и общества в целом.

В то же время, несмотря на широкое обсуждение соотношения системы ценностей и реального поведения людей, однозначная связь декларируемой системы ценностей и декларируемого поведения ни у кого не вызвала сомнения. Эта связь была описана отечественными социологами еще в 70-е годы в рамках диспозиционной концепции В.А. Ядова /133/; /193/, /247/).

Ценности в исследовании В.А. Ядова и его сотрудников задавались модифицированным списком Рокича, а под социальными установками понимались перцептивные установки, касающиеся оценки того, как обычно действует человек (в данном случае, как выполняет свои задания инженер на производстве). Такой подход к решению проблемы связи ценностей и социальных установок был вполне правомерен. Конечно, перцептивные установки, фиксирующие типичное поведение других людей, отличаются от поведенческих установок, указывающих, как должен действовать любой человек и, в первую очередь, сам респондент. Однако выводы о связи ценностей и перцептивных установок могут быть распространены на любой класс социальных установок, что, собственно говоря, и позволило авторам высказать достаточно общие суждения по данной проблеме.

В результате проведенного исследования В.А.Ядов пришел к следующему выводу: «Следовательно, утверждение об иерархичности системы диспозиций, в которой верхний, максимально обобщенный уровень ценностных ориентаций выполняет функцию управления в отношении нижележащего уровня обобщенных социальных установок, а последние играют ту же роль в отношении ситуативных социальных установок, но не наоборот, можно полагать обоснованным» /193, с.70/.

Оптимизм авторов исследования вполне понятен. Они хотели доказать факт детерминации ситуативных социальных установок ценностными ориентациями, опровергая нулевую гипотезу относительно того, что связи между ценностями и социальными установками вообще не существует. Именно поэтому они обрадовались, увидев значимые корреляции между иерархией ценностей респондентов и их оценками предложенных экспериментаторами ситуаций. В соответствии с поставленной исследовательской задачей В.А. Ядову было достаточно доказать лишь существующую зависимость – что он и сделал, получив значимые корреляции между ценностными ориентациями и социальными установками, которые показывали, что влияние идет сверху вниз, а не снизу вверх. Собственно говоря, полученные результаты соответствовали представлениям здравого смысла – ведь вполне естественно, что одни люди оценивают ситуацию и поступки других людей в соответствии с только что заявленными ими ценностями; главное же – эти результаты подтверждали тезис о целостности личности как объекта социального общения.

Между тем, на самом деле проблема взаимосвязи заявленных ценностей и социальных установок до конца решена не была. Выявленные значимые корреляции имели величину от 0,15 до 0,20, что в общем-то подтверждало наличие тенденции, но вместе с тем убедительно свидетельствовало, что подобные связи существуют далеко не во всех случаях.

В последующие годы интерес ученых сместился в сторону прогнозирования реального поведения людей, а поведение декларируемое осталось без должного внимания. Однако в ходе проведения прикладных политических и маркетинговых исследований, выполняемых специалистами, которые не столько интересовались, как идет влияние: снизу вверх или сверху вниз, сколько изучали степень соответствия ценностей и социальных установок, было обнаружено: заявленные групповые ценности далеко не всегда соответствуют декларируемому же поведению людей, их заявивших.

Очевидно, что на реализацию описанной Ядовым тенденции оказывали влияние многочисленные опосредующие факторы, такие как индивидуальные цели, мотивы, установки, стереотипы сознания и пр., замутняющие общую картину. Теоретически, при изучении массового сознания они должны были бы взаимогаситься, однако в реальности их влияние являлось хаотическим, и потому социологи-практики столкнулись с тем, что в групповых экспериментах смысловая связь между ценностями и декларируемым поведением оказалась далеко не прозрачной, если не сказать, что она вообще не просматривалась.

Вместе с тем, при анализе указанных прикладных работ не возникало уверенности в том, что отсутствие групповых закономерностей взаимосвязи социальных установок и ценностей обусловлено именно особенностями самого процесса, а не плохим качеством выполненных замеров. Данное обстоятельство побуждало вернуться к указанной проблеме и детально рассмотреть все взаимосвязи между декларируемыми ценностями и предпочитаемым в группах их сторонников поведением.

Ранее отмечалось (см. главы 2 и 3), что повышенное тяготение представителей определенных социально-демографических, психологических, социально экономических и иных больших групп к конкретным ценностям и такое же их стремление к определенному поведению в семье и на работе, достаточно точно совпадает с имеющимися представлениями о психологии людей. Данное утверждение касается как того набора качеств и характеристик, которые приписываются этим людям обыденным сознанием, так и сведений о психологической специфике представителей больших групп, накопленных наукой.

Не является исключением относительно фиксации указанных тенденций и настоящее исследование. В частности, в число «мужских» ценностей по результатам настоящего исследования попали Законность, Могущество, Независимость, Природа, Профессионализм, Равенство, Родина, Свобода, Сотрудничество, Труд, Убеждения и Удовольствие. К «женским» же оказалось возможным отнести Веру, Внимание к людям, Здоровье, Милосердие, Мир, Надежду, Образование, Покой, Порядочность и Семью. Понятно, что такое разделение достаточно условно; как среди сторонников первого набора ценностей есть женщины, так и среди сторонников второго – мужчины. Однако, описанные в главе 3 «перекосы» показывают, что мужчины больше «тяготеют» к одним ценностям, а женщины – к другим.

Точно так же оказалось возможным выделить «молодежные» ценности и ценности пожилых людей. Так, ценностями молодых возрастов можно назвать Дружбу, Известность, Любовь, Могущество, Независимость, Образование, Профессионализм, Развитие, Свободу, Смысл жизни, Сотрудничество, Удовольствие и Успех, ценностями людей зрелого возраста – Профессионализм, Семью, Власть, Законность, Порядочность и Труд, а ценностями пожилых людей – Веру, Внимание к людям, Милосердие, Надежду, Мир, Покой, Равенство, Родину и Справедливость.

Соответственно, могут быть выделены ценности людей разного уровня образованности, разных занятий, дохода и социального статуса, а также людей женатых и неженатых, жителей села и горожан, людей с позитивным фоном настроения и с негативным социальным самочувствием, людей разной партийной идентификации и т.д.

Одновременно достаточно однозначна и интерпретация психологии сторонников различных форм поведения. Есть «мужское» и «женское» поведение, есть поведенческие предпочтения молодых и пожилых, есть специфические образцы поведения людей женатых и холостых. Безусловно, и здесь, как и при анализе ценностей, следует помнить, что нет чисто «мужской» и чисто «женской» позиции. Среди сторонников каждого поведенческого паттерна есть и мужчины, и женщины. Однако в некоторых случаях среди сторонников какой-либо формы поведения мужчин оказывается больше, чем в среднем по выборке, а в некоторых меньше. И в тех случаях, когда их больше (а особенно, когда их значимо больше), можно с уверенностью говорить: для мужчин эта форма поведения представляется более предпочтительной, чем для женщин.

Так, патриархальная и маскулинная семейная позиция мужчин заключается в том, что они склонны ограничивать самостоятельность женщин. Женщины не могут тратить много денег, носить одежду, какую им хочется, и уделять много внимания работе. Женщины, соответственно, считают наоборот. Измена, с точки зрения мужчин, должна однозначно приводить к разводу, при этом очевидно, что под «изменой» мужчины понимают те случаи, когда изменяют им, но никак не наоборот. Женщины же настроены к побочным связям своих партнеров более лояльно и считают, что их можно простить, если об этом не стало известно в обществе.

В свою очередь, женщины, видимо, в компенсаторном порядке, склонны ограничивать самостоятельность детей, оказывая на них определенное давление. Они полагают, что родители должны решать, с кем можно дружить ребенку, а с кем нельзя; что ребенку одному нельзя ходить в школу и в магазины; что ребенок, зарабатывая деньги, должен согласовывать свои траты с родителями; и что, даже женясь, ребенок должен испрашивать родительского благословения. Точка зрения мужчин по этим вопросам обратна.

Аналогичные различия между мужчинами и женщинами наблюдаются и в ряде случаев и по поводу взаимоотношений людей на работе.

Так же заметны различия в позиции молодых и пожилых людей. Позиция первых почти всегда более радикальна. Пожилые же, будучи умудренными опытом, склонны ко многим вещам относиться снисходительно. Это касается денежных расходов в семье, возможности женщины одной воспитать ребенка, карьеры женщины и т.п. В то же время пожилые люди более консервативны, что проявляется в вопросах измен, женских обязанностей по дому, строгости в воспитании детей, и как обратной стороны строгости – тщательной опеки детей.

Сходным образом молодые люди склонны менее требовательно относиться к работе, признавать индивидуализм в работе (хотя на словах они как раз ратуют за командный дух), меньше уважать начальство (хотя и не избегают заискивания перед ним). Пожилые люди, в свою очередь, более строго относятся к выполнению людьми своих трудовых обязанностей, они коллективистичны и конформны, больше реально чтут руководство (хотя, в отличие от молодых, могут позволить себе поспорить с ним).

Одновременно выявляются вполне объяснимые различия между образованными и необразованными людьми, высокостатусными и низкостатусными, женатыми и неженатыми, богатыми и бедными, правыми и левыми. Эти различия также соответствуют обобщенным представлениям как обыденного, так и научного сознания о психологии больших социально-демографических групп.

Таким образом, поскольку и выявленная в исследовании ценностная структура опрошенных и их поведенческие предпочтения достаточно прозрачно и объяснимо соответствуют имеющимся представлениям о поло-возрастных, образовательных и других социально-демографических характеристиках людей (см. Приложения 2-2 и 4-6), то представляется вполне логичным предположить, что декларируемые людьми ценности должны совершенно понятным образом соотноситься с декларируемым ими же в качестве предпочитаемого поведением.

Действительно, почему бы этой связи не наблюдаться даже при самом простом анализе, если речь идет о массовом сознании и ответах полутора тысяч респондентов? И причем здесь вклинивающиеся между ценностями и поведением жизненные цели, традиции, нормы, стереотипы и установки, когда действие этих феноменов носит индивидуальный характер и их влияние на отдельных индивидов должно при суммировании 1500 респондентов взаимогаситься?

Однако, реальная ситуация, во всяком случае та, что нашла свое отражение в настоящем исследовании, не выглядит столь простой. Об этом свидетельствует анализ взаимосвязи поведенческих установок людей и их базовых ценностей, проведенный на примере ценностей, которые респонденты выбирали «для себя».

Наиболее перспективным для анализа связи ценностей и поведения является рассмотрение выбора людьми ценностей «для себя», поскольку этот выбор ведется ими от первого лица – в отличие от выбора «для страны», когда люди в соответствии с задачей ставят себя на место целого народа. Такому выбору ценностей для себя наиболее созвучно поведение человека в семье, поскольку здесь человек минимально подвержен воздействию социальных ограничений и условностей, а само семейное общение является более интимным и откровенным, чем общение вне дома. Именно поэтому для анализа и была выбрана сфера семейных отношений, которая позволяла наглядно демонстрировать степень совпадения важнейших для людей ценностей и декларируемого этими людьми поведения.

Лежащая на поверхности гипотеза о конфигурации взаимосвязи ценностей и поведенческих паттернов, сводится к тому, что поведение человека определяется ценностями, доминирующими в иерархии. В данном исследовании не изучалась групповая иерархия ценностей в чистом виде: испытуемые не получали задания ранжировать их, а лишь называли девять важнейших. Тем самым, представленный в исследовании порядок доминирования ценностей отражает лишь степень их распространенности в массовом сознании, при которой первое место в полученной иерархии означает, что данная ценность была названа максимальным количеством людей, но не свидетельствует, что для этих людей данная ценность находится на первом месте.

Однако если исходить из того, что каждая названная респондентами ценность находится на первых местах в их индивидуальных иерархиях, распространенность ценности в группе можно с некоторым допущением условно принять за ее вес в массовом сознании. Это допущение выглядит тем более уместным, что эксперименты показывают высокую ситуативную подвижность индивидуальных ранговых иерархий ценностей, обусловленную не только такими важными обстоятельствами, как колебания социального статуса или экономического состояния индивида, но и более легковесными факторами, включающими физиологическое состояние индивида, конфликты в семье, актуальные общественно-политические события и т.п. Именно поэтому более частое попадание ценности в число девяти важнейших в большой репрезентативной выборке позволяет предположить большую степень влияния этой ценности на групповые поведенческие социальные установки.

В данной главе анализируется материал исследования, проведенного в 2002 году и посвященного связи человеческих ценностей и декларируемого поведения (см. /17, гл. 8/). В этом исследовании, 1566 респондентов, представляющих население Томской области, помимо ответа на вопрос, какие ценности они считают важнейшими для себя, выбирали из альтернативных вариантов поведения в семье и на работе те, которые представлялись им наиболее предпочтительными.

Исследование показало, что во всех группах опрошенных, в том числе и в выбравших противоположные по смыслу высказывания, первые несколько ценностей (три, как минимум – Здоровье, Семья, Безопасность) являются абсолютно одинаковыми¹⁵. Наличие одних и тех же ценностей на вершине иерархий самых разных групп лишний раз подтверждает тот факт, что ценностная детерминация не носит линейного характера, и не всегда доминирующие по степени распространенности ценности определяют поведение человека. При принятии решения об определенном способе поведения в иерархии актуализируются только те ценности, которые имеют содержательное отношение к этой деятельности. Это означает, что человеческим поведением управляют не просто ценности, которые находятся наверху иерархии, но те из них, которые еще и соответствуют по смыслу данной деятельности. Так, например, если речь идет о детерминации поведенческих реакций мужа, узнавшего об измене жены, то следует исходить из того, что такие ценности, как Родина, Профессионализм или Творчество, не участвуют в регуляции этого поведения (за исключением редких, нестандартных случаев) – как бы высоко в иерархии ценностей они не находились.

Поскольку массовое сознание есть синтез сознаний индивидуальных, закономерности в ходе массового опроса должны стать более четкими, чем при анализе отдельных случаев, а случайности, наоборот, взаимопогаситься и отсеяться. Однако, проверка высказанной гипотезы показывает, что четкая закономерность между местом ценности в иерархии распространенности и выбранным поведением здесь не выявляется. Ряд выборов поведенческих паттернов достаточно хорошо совмещается с иерархией ценностей, часть же – никак его не объясняет.

В Приложении 4-5 приведены иерархии распространенности ценностей сторонников каждого из поведенческих паттернов. При анализе безусловно можно сравнивать место каждой ценности в иерархии данной группы с местом этой ценности по выборке в целом. Однако в связи с тем, что поведенческие паттерны представлены альтернативными парами, эффективнее сравнивать наборы ценностей сторонников взаимоисключающих точек зрения.

Безусловно, в этом приложении можно найти множество примеров, объясняющих, в принципе, выбор людьми одной из альтернативных форм поведения. Так, например, в группе тех, кто считает, что при выборе себе одежды женщина не обязана учитывать вкусы своего мужа, ценность Независимость находится на три места выше, чем у тех, кто считает, что жена не должна носить одежду, которая не нравится мужу. Аналогичным образом, у считающих, что дети должны бояться отца, ценность Власть находится на три ранговых места выше, чем у тех, кто считает, что дети не должны бояться отца, а ценность Могущество – на два. Точно так же у считающих, что при вступлении в брак необходимо получить благословение родителей, ценность Уважение к родителям находится на 4-м месте в иерархии, а ценность Независимость на 20-м, в то время как у не видящих необходимости в родительском благословении Уважение к родителям находится на 8-м месте, а Независимость – на 13-м.

В то же время, подобные связи между местом ценности в списке и предпочитаемым поведением выполняют, как правило, объяснительную функцию, но никак не прогностическую. В описанном выше примере с боязнью детьми отца Власть занимает в разных группах, соответственно, 31-е и 34-е места в списке из 38 ценностей, а Могущество – 34-е и 36-е места. Однако, кроме Власти и Могущества, в списке присутствуют другие ценности, влияние которых на выбор из данной поведенческой альтернативы должно быть неоспоримо. Например, ценности, Уважение к родителям или Семья. При этом ценность Семья находится в обеих группах на 2-м месте, а ценность Уважение к родителям, наоборот, находится в группе полагающих, что дети не должны бояться отца, на более высоком месте (4-е – по сравнению с 7-м у тех, кто думает иначе).

Для объяснения такой непоследовательности необходимо, видимо, привлечь данные о том, как каждая группа понимает «уважение к родителям» и что означает для респондентов в данном контексте слово «семья». Таким образом, даже объяснительная (не говоря уже о прогностической) функция учета порядковых мест ценностей в данной иерархии оказывается плохо реализуемой.

Не исключено, что порой парадоксальный, с точки зрения ценностной иерархии, выбор поведения может быть объяснен тем смыслом, который люди вкладывают в каждую названную ими ценность. В частности, в приводимом примере с благословением брака родителями восьмое место ценности Уважение к родителям в группе считающих, что никакого благословения не нужно, означает, что 29,9 % (почти треть!) членов этой группы продекларировали уважение к тем, чьим мнением они готовы пренебречь, вступая в брак. Возможно, эти люди считали, что уважение к родителям заключается в чем-то ином, нежели в стремлении прислушиваться к их мнению – например, в материальной помощи, оказываемой родителям. Узнать это можно только поставив специальный эксперимент. Однако выяснять в каждом исследовании детали смыслового наполнения респондентами всех ценностей – мероприятие весьма громоздкое и технически трудновыполнимое.

Кроме того, можно привести множество примеров, когда порядковые места главных ценностей для данного паттерна – ценностей, первоочередным образом относящихся к смыслу выбираемого поступка – входили в явное противоречие с выбором людей. Так, например, в паре высказываний, касающихся необходимости согласования ребенком расходования заработанных им денег с родителями, Уважение к родителям оказалось у тех, кто считает, что ребенок не должен ничего согласовывать, на 5-м месте, а у тех, кто считает, что должен – на 7-м. Аналогичным образом, в паре высказываний, касающихся необходимости для родителей объяснять свои решения детям, в группе считающих, что решения объяснять необходимо, Справедливость находится на 9-м месте, а Внимание к людям – на 11-м. В группе же тех, кто не склонен объяснять свои решения, Справедливость находится на 6-м, а Внимание к людям – на 10-м. И это противоречие никаким разным смыслом, вкладываемым в слова Справедливость и Внимание к людям, объяснить нельзя. Правда, у тех, кто считает, что решения объяснять необходимо, Порядочность находится на 7-м месте, а у их оппонентов – на 8-м. Данное обстоятельство некоторым образом способно объяснить разницу в выборе респондентов. Однако, при этом остается непонятным, почему Порядочность следует брать в расчет, а Справедливость – нет.

Таким образом, становится понятным, что простая иерархия распространенности ценностей (естественно, при сравнении ее с другими иерархиями) не может обеспечить прогноз выбора людьми конкретных форм поведения и плохо объясняет уже сделанный ими выбор. Во-первых, в этот анализ попадает слишком много «мусора», который отсекается аналитиком при объяснении уже свершившегося выбора поведенческой альтернативы, но не позволяет в порядке прогноза вычленить ценности, которые реально будут влиять на выбор. Во-вторых – и это гораздо важнее, чем невозможность прогноза – в наборе включенных в анкету альтернативных пар высказываний нет практически ни одной пары, которая объяснялась бы непротиворечиво. В иерархии ценностей многих пар есть такие ценности, разница в положении которых вполне резонно объясняет выбор респондентами одной из взаимоисключающих альтернатив. Однако почти в каждой паре обязательно находятся так же точно связанные с высказываниями по смыслу ценности, взаимное расположение которых в иерархиях разных групп противоречит сделанному выбору. И в результате, вместо того, чтобы объяснять сделанный выбор, иерархии распространенности ценностей (и надо полагать, ранговые иерархии тоже) гораздо чаще запутывают анализ.

В этой связи для получения непротиворечивой картины детерминации ценностями человеческого поведения было решено рассмотреть значимые различия между показателями выбора ценностей сторонниками каждого паттерна поведения и аналогичными показателями выбора ценностей другими людьми, не принадлежащими к этой группе. Причем данные различия следовало выявить как между показателями данной группы и показателями выборки в целом, так и между показателями данной группы и показателями группы их оппонентов. В качестве таких показателей было решено взять процент членов группы (и соответственно, процент членов группы оппонентов, а также процент от выборки в целом), выбравших данную ценность.

Первая группа различий представлена в Приложении 4-6. В первой колонке таблицы отмечены все паттерны поведения, а во второй – те ценности из числа выбранных сторонниками данного паттерна, которые выбирались значимо чаще, чем в целом по выборке. Из представленной таблицы видно, что среди 40 паттернов, касающихся поведения в семье, у 27-и вообще нет ни одной ценности, которая подобным образом выбиралась бы сторонниками данного паттерна.

Из оставшихся 13-и паттернов часть (4, 5, 18, 21, 36, 37) может быть легко объяснена ценностями, которые назывались их сторонниками значимо чаще, чем по выборке в целом. Так, например, выбор людьми паттерна № 5 («развод вследствие измены») может быть объяснен повышенным стремлением этих людей к Справедливости, а паттерн № 21 («выбор друзей без родителей») повышенным стремлением к ценностям Дружба, Любовь, Независимость, Удовольствие.

Другая часть (паттерны 15, 34, 40) объясняется с трудом. Например, с паттерном № 34, не разрешающим детям самим ходить в школу и в магазин, в известной степени сочетается ценность Милосердие, названная его сторонниками значимо чаще, чем оппонентами этой линии поведения; с паттерном 40, требующим от ребенка согласования с родителями траты им же заработанных денег, ценность Справедливость. Однако нельзя не признать, что сочетание это может быть признано логичным только с некоторой натяжкой.

И наконец, была выявлена группа паттернов (7, 10, 23 и 29), у которых ценности, выбранные сторонниками этих форм поведения и значимо превышающие среднее по выборке, не могли объяснить их поведенческий выбор. Так, выбор 7-го паттерна («Жена не должна носить одежду, которая не нравится ее мужу») никак не объясняется единственной значимо отличающейся от среднего показателя по выборке ценностью Известность. А выбор 10-го («Женщина способна воспитать сына и без отца») – ценностями Мир и Покой.

Таким образом, итог проведенного анализа сводится к тому, что с помощью модели, опирающейся на разницу между ценностными предпочтениями сторонников паттерна и ценностными предпочтениями всех остальных людей, можно уверенно объяснить лишь выбор шести паттернов из сорока. Отсюда следует, что данную модель детерминации поведения людей базовыми ценностями нельзя признать работающей.

Более эвристичным представлялось сравнение выбора ценностей сторонниками определенной формы поведения и их противниками, склонными к альтернативной форме поведения. В Приложении 4-7 представлены значимые различия в выборе ценностей между сторонниками альтернативных паттернов. Из таблицы распределения ценностей «для себя» в группах сторонников альтернативных поведенческих паттернов видно, что значимых различий между группами (они помечены звездочками) не так уж и много. В частности, для уже рассматривавшегося выше поведения в семье таких значимых различий отмечено в среднем семь для каждой пары. При этом характерно, что среди ценностей, значимо дифференцирующих альтернативные группы, практически всегда находятся одна-две (иногда больше) ценности, прямо соотносящиеся со смыслом паттернов.

Так, среди ценностей, дифференцирующих первую пару паттернов (№ 1 и № 2), нет тех, которые можно было бы посчитать прямо относящимися к смыслу указанных паттернов (о праве женщины делать крупные покупки). Зато во второй паре (№ 3 и № 4), описывающей реакцию на измену одного из супругов, дифференцирующими ценностями являются Дружба, Природа, Развитие, Родина, Свобода, Справедливость и Труд. При этом Справедливость выбрали 27,7 % сторонников паттерна, предполагающего игнорирование этого факта, и 35,7 % сторонников развода – что вполне понятно объясняет разницу в выборе формы реагирования на данное событие. Борцы за справедливость всегда стараются добиться того, чтобы никто из нарушивших гласные и негласные нормы и законы не ушел от справедливого наказания. Думается, что это их стремление проявилось и в данном случае.

Аналогичным образом, ценностями, дифференцирующими третью пару паттернов (№5 и № 6), которая касалась сексуальной несовместимости в браке, оказались ценности Безопасность, Вера, Доверие, Законность, Любовь, Мир, Свобода, Смысл жизни и Успех. Понятно, что выбор поведения, основанного на игнорировании этого факта, и поведения, исходящего из невозможности совместной жизни таких людей, вполне может определяться такими ценностями, как Доверие (выбрана 31,9 % первой группы и 24,3 % второй) и Любовь (выбрана 38,4 % первой группы и 29,5 % второй). Понятно также, что те, у кого в основе семейной жизни лежит чувственность, будут в своих рассуждениях больше опираться на плотскую Любовь, нежели на морально-нравственные основы брака, и наоборот, те, кто в своей жизни склонен в обращаться к духовной стороне любого процесса, будут в своих рассуждениях о браке опираться на Доверие и связанные с ним по смыслу ценности.

Далее следует привести список ценностей, дифференцирующих каждую пару групп сторонников поведения в семье. При этом представляется целесообразным указать только те ценности, которые могут рассматриваться как связанные по смыслу с содержанием паттернов и обусловливающие выбор людьми одной из альтернативных форм поведения. Что из этого следует – особый разговор. Пока же стоит перечислить факты.

В четвертой паре (№ 7 и № 8) таких дифференцирующих ценностей нет (следует отметить, что подобных пар всего три из двадцати). В пятой паре (№ 9 и 10) ими можно признать Смысл жизни, Стабильность и Успех, а также с некоторой натяжкой Труд. В шестой паре (№ 11 и № 12) ими очевидно являются Независимость, Образование и Профессионализм. В седьмой (№ 13 и № 14) – Доверие. В восьмой (№ 15 и № 16) – Любовь, Независимость, Семья и, может быть, Стабильность. В девятой (№ 17 и № 18) – с некоторой натяжкой – Доверие, Независимость, Свобода, Удовольствие и Успех. В десятой (№ 19 и № 20) – Любовь, Независимость и Образование. В одиннадцатой паре (№ 21 и № 22) такими ценностями являются Дружба, Независимость и Удовольствие, а также Покой, но с обратным соотношением выбравших эту ценность сторонников разных групп.. В двенадцатой (№ 23 и № 24) таких ценностей нет. В тринадцатой паре (№ 25 и № 26) в этом качестве выступает Профессионализм и, может быть, Здоровье. В четырнадцатой (№ 27 и № 28) – Успех и с некоторой натяжкой Смысл жизни. В пятнадцатой (№ 29 и 30) – Независимость, Профессионализм и Сотрудничество). В шестнадцатой (№ 31 и 32) – Справедливость и, может быть, Законность. В семнадцатой (№ 33 и № 34) – Милосердие и как бы с обратным знаком – Независимость. В восемнадцатой (№ 35 и № 36) – Внимание к людям, Уважение к родителям и снова Независимость с обратным знаком. В девятнадцатой – Любовь. И, наконец, в двадцатой – Независимость, Профессионализм, Свобода, Удовольствие и Успех. Таким образом, только в трех из двадцати пар не были выявлены ценности, значимые различия в показателях распространенности которых не позволяют объяснить разницу в выборе членами групп поведенческих альтернатив.

Казалось бы, выявленная закономерность позволяет одновременно и объяснить осуществленный респондентами выбор одной из двух поведенческих альтернатив, и сделать прогноз относительно групповых поведенческих предпочтений людей. Для предсказания выбора, как следует из приведенных данных, надо лишь проанализировать иерархию ведущих ценностей какой-либо большой группы (молодых людей, лиц с высокими доходами, сторонников КПРФ и пр.) и выявить значимые различия между показателями данной группы и показателями других групп. Среди ценностей, по которым будут выявлены значимые различия, следует выделить имеющие отношение к смыслу рассматриваемого поведения – и можно предсказать какое поведение предпочтет большинство членов этой группы.

Таким образом, при всей кажущейся эвристичности анализа значимых различий в ценностных иерархиях оппонирующих друг другу групп результаты исследования показывают: даже как объяснительный принцип эти значимые различия не работают – хотя бы потому, что исключений из правила оказывается ничуть не меньше, чем примеров, его подтверждающих.

Проведенный анализ важен и тем, что иллюстрирует механизм формирования заблуждений при поверхностном рассмотрении взаимосвязи ценностей и паттернов поведения. На первый взгляд, проведенное исследование так же, как и другие, показывает очевидные закономерности между выбором ценностей и декларируемым поведением людей. Люди, которые чаще выбирают Независимость, чаще выбирают и независимое поведение; выбирающие Любовь – поведение, которое предполагает чувственную симпатию к противоположному полу; Успех – поведение, направленное на достижение социального признания. Однако, закономерность эта является надуманной, поскольку более детальный анализ проявляет ограниченность подобного подхода. Стоит только взять для анализа всех сторонников какой-либо ценности, например, Независимости, как сразу же становится видно, что часть из них выбирает независимое поведение, а часть – вполне зависимое, и части эти не очень отличаются по величине друг от друга.

Вполне возможно, что все перечисленные расхождения являются следствием нечеткости анализа, воздействия на сравниваемые показатели побочных или взаимоисключающих факторов, т.е. «загрязненности» рассматриваемой картины разного рода «мусором». Так, в группах сторонников альтернативных форм поведения есть и мужчины, и женщины. Однако, в тех случаях, когда поведение это касается семьи, в каждой группе может быть разное количество мужчин и женщин. Женщины могут тяготеть к феминистским, эмансипированным формам поведения в семье, мужчины – наоборот. Соответственно, могут отличаться и мотивы, а значит и системы ценностей мужчин и женщин, выбирающих одну и ту же форму поведения.

Подобные различия могут наблюдаться у молодых и пожилых людей, а применительно к поведению на работе – у высокообразованных и малообразованных, квалифицированных и неквалифицированных, высокодоходных и низкодоходных. Чтобы устранить эту «загрязненность» сравниваемых итоговых показателей, следует обратиться к более дифференцированному анализу, разделив в зависимости от рассматриваемых паттернов группы оппонентов еще и по полу, возрасту, образованию и другим параметрам, от которых может зависеть выбор изучаемого поведения.

Проведенный анализ показывает, что предложенное разделение так же точно не снимает описанных выше проблем. Более того, оно их множит. Этот тезис можно проиллюстрировать примером любой пары. Ниже приведена таблица, в которой приведены доминирующие ценности членов двух групп, различающихся отношением к праву женщин совершать дорогостоящие покупки. В ней приведен процент членов альтернативных групп, выбравших ценности, имеющие содержательное отношение к описываемому поведению. Лица, попавшие в группу № 1, считают, что женщина в семье должна отвечать за мелкие ежедневные покупки, а решения о крупных тратах должен принимать мужчина. Их оппоненты из группы № 2 напротив полагают, что жена имеет полное право самостоятельно делать крупные покупки, даже если деньги в семье зарабатывает муж.

	№ 1	№ 2
Власть	5,9	4,0
Внимание к людям	25,8	30,2
Любовь	31,4	31,9
Могущество	2,3	2,4
Независимость	17,1	21,0
Порядочность	29,9	33,9
Равенство	5,7	6,8
Семья	50,8	52,7
Согласие	8,7	9,6
Справедливость	30,9	32,8

Из этой таблицы следует, что реакция членов альтернативных групп на все перечисленные ценности в определенном смысле согласуется с их поведенческим выбором. Во всех случая, кроме Могущества, сторонники равноправия женщин чаще выбирали гуманистические и демократические ценности, чем их оппоненты.

В принципе, поскольку здесь при сравнении групп различия в выборе ценностей были минимальны (и очевидно не значимы), уже на этой основе можно было бы сделать вывод о том, что разница в предпочитаемых поведенческих паттернах практически не обусловливает разницу в выборе ценностей. Однако, в соответствии с высказанными выше сомнениями решено было проанализировать ситуацию в каждой группе у мужчин и у женщин отдельно (см. Табл. 2).

Значимых различий между показателями представителей разных групп здесь также не было обнаружено – за исключением одной позиции, помеченной звездочкой. Но везде просматривается та же самая тенденция. При сравнении мужчин видно, что ценности, обусловливающие и обосновывающие в маскулинной парадигме равноправие женщин (Внимание к людям, Независимость, Порядочность, Равенство, Семья, Согласие), чаще выбираются членами второй группы, а ценности, обусловливающие и обосновывающие дискриминацию женщин (Власть и Справедливость, подразумевающая «каждому по труду») – членами первой группы. Точно так же при сравнении женщин оказывается, что ценности, обусловливающие и обосновывающие в феминной парадигме равноправие женщин (Внимание к людям, Любовь, Могущество, Независимость, Порядочность, Равенство, Справедливость), чаще выбираются членами второй группы, а ценности, обусловливающие и обосновывающие дискриминацию женщин (Семья и Согласие) – членами первой группы. Исключение составляют лишь два случая (Могущество у мужчин и Власть у женщин), но эти исключения вряд ли можно считать принципиальными.

	мужчины		женщины
	№ 1	№ 2	№ 1	№ 2
1. Власть	6,4	4,4	5,2	3,8
2. Внимание к людям	22,1	26,0	31,3	33,2
3. Любовь	30,6	30,0	32,6	33,1
4. Могущество	3,6	4,7	0,4	0,9
5. Независимость	19,7	25,1	13,3	18,2
6. Порядочность	26,0	28,1	35,5	37,9
7. Равенство	6,4	8,7	4,7	5,5
8. Семья	46,0	48,4	57,8	55,6
9. Согласие	6,0 *	10,3 *	12,6	9,1
10. Справедливость	31,9	30,5	29,4	34,3

Это – типичная для всех пар картина, и, на первый взгляд, она подтверждает давно известные всем зависимости. Мужчины, которым важно проявлять внимание к людям, которые высоко ценят Независимость любых людей, для которых слово Порядочность не пустой звук и которые видят основу Семьи в согласии, а Согласие понимают как паритетное разделение ролей, чаще, чем их оппоненты, выступают за реальное равноправие женщин. Точно так же женщины, которые посвящают себя семье и в силу этого принимают ведущую роль мужа, выступают за доминирующую роль мужчины. Те же рассуждения применимы и к оппонентам этих групп. Все, как и в случае с различиями в реакции представителей альтернативных групп в целом, представляется предельно понятным и легко объяснимым.

Однако, на самом деле простота эта кажущаяся. Те различия в показателях, которые зафиксированы в исследовании, можно охарактеризовать лишь как «перекос». Обычно «перекос» означает, что у одной из сравниваемых групп наблюдается повышенное тяготение к определенным субъектам, видам деятельности, целям, мотивам, ценностям и т.п. Такое тяготение, как правило, приводит к тому, что данная группа чаще, чем другая, выбирает указанные ценности, мотивы деятельности, виды поведения и пр. Но «чаще» и «реже» вовсе не означает, что данная группа без исключения выбирает некий вид поведения, а группа, которая немного отстала в сравниваемых показателях – тоже вся, как один, выбирает альтернативное (и при этом абсолютно противоречащее заявленным частью членов группы ценностям) поведение.

При таком выборе, как уже отмечалось выше, слишком многое остается непонятным. В первую очередь, нет ответа на вопрос: куда исчезли те члены альтернативной группы, которые вопреки выбранному поведению включили в число важнейших те же ценности, что и их оппоненты? Понятно, что никуда они не исчезали и выбор свой делали вполне осознанно. Однако часть из них не очень заботилась о согласовании заявленных ценностей и выбираемого поведения (например, о согласовании заявленной ценности Равенство и продекларированного запрета жене самостоятельно делать дорогие покупки), а часть, видимо, достаточно своеобразно понимала смысл заявленных ценностей.

Это своеобразие понимания смысла, заложенного в понятие, отчетливо видно из анализа различий между мужчинами и женщинами в выборе самих ценностей. Как следует из представленных показателей, женщины, в соответствии с существующими ожиданиями, в целом, чаще мужчин выбирают исконно «женские» ценности: Внимание к людям, Любовь, Порядочность, Семья и пр., а мужчины чаще женщин исконно «мужские» – Власть, Могущество, Независимость и пр. Но, выбирая чаще женщин «мужские» ценности, мужчины практически одинаково часто выбирают и поведение, преследующие мужские интересы, и поведение, отстаивающее интересы женщин. Абсолютно то же самое делают и женщины.

Указанная непоследовательность не может быть реалистично объяснена никаким другим способом, кроме предположения о том, что как женщины, так и мужчины вкладывают в понятие, обозначающее ценность, диаметрально противоположные, а часто и взаимоисключающие смыслы. Так, часть женщин вполне может понимать Справедливость как отстаивание попранных прав женщин («А я разве не человек?!»), а часть – как поддержку затравленных феминистками мужчин («Но он же зарабатывает!»). Точно так же часть мужчин могут понимать крепкую семью как ту, где соблюдается правильное, с их точки зрения, разделение ролей, а часть – как ту, в которой господствует доброта и взаимоуважение.

Данное объяснение, кстати, хорошо согласуется и с тем, что женщины чаще мужчин выбирают одни (феминные) ценности, а мужчины чаще женщин – другие (маскулинные). Разница в содержательном наполнении ценностей позволяет как женщинам, так и мужчинам подстраиваться под существующие стереотипы (напр., что женщины «милые и нежные», а мужчины – «жесткие и агрессивные») и совмещать свои противоречивые представления об идеальном мире в рамках одних и тех же понятий, выражающих на самом деле разное, а часто и взаимоисключающее, содержание. Истина, судя по всему, заключается в следующем: хотя женщины, например, и декларируют Внимание к людям чаще мужчин, у половины из них понимание этого внимания мало чем отличается от типично «мужского», характеризующегося, согласно стереотипам массового сознания, «жесткостью», «напористостью» и «бескомпромиссностью» («Если ты не вкалываешь, то нечего требовать равенства»). Причем одновременно половина мужчин понимает Внимание к людям в типично «женском» ключе, который, согласно тем же стереотипам, характеризуется «мягкостью», «добротой» и «снисхождением к слабым». Именно поэтому и у мужчин, и у женщин Внимание к людям связывается практически в равной пропорции как с равноправием женщин, так и с неравенством женщин.

В этой связи возникает вопрос: почему же разные женщины, несмотря на практически полярное понимание того, как правильно жить, все же намного чаще мужчин выбирают одни и те же «женские» ценности и намного реже «мужские»? Ответ, надо полагать, заключается в переносе и усвоении в ходе воспитания социальных стереотипов, задающих «правильный» выбор, традиционный для данной культуры. Именно эти стереотипы и объясняют столь гармоничное совпадение основанных на полунаучных наблюдениях социальных ожиданий массового обыденного сознания и распределения ценностей по полу, возрасту, образованию и т.п., описанное ранее (глава 2.2).

Подводя итог анализу различных вариантов прямой взаимосвязи ценностей людей и предпочитаемых ими паттернов поведения, можно отметить: все выявленные зависимости совершенно не позволяют, зная доминирующие в группе ценности, сделать прогноз о возможном характере поведения в этой группе. Одновременно эти же закономерности могут очень ненадежно объяснить сделанный выбор. Ненадежно – потому что исключений из правила в каждом случае накапливается столько же, если не больше, сколько и объясняемых случаев. Проведенный анализ показывает, что наличие противоречивых и взаимоисключающих случаев может быть объяснено различиями в том содержании, которым респонденты наполняли одни и те же слова, обозначающие ценности. Впрочем, окончательный ответ на поставленный выше вопрос может дать только специальное (и, к сожалению, очень громоздкое) исследование, в котором у каждого респондента будут по единой методике выяснять, какой смысл он вкладывает в каждое понятие, обозначающее ценность.