Грегори Дэвид Робертс шантарам

— Деньги — нет.  Мы  здесь  должны  помогать.  Добро  пожаловать  к 

Индии, —  произнес  он  и  засеменил  прочь,  затерявшись  в  человеческом 

лесу. 

Я  купил  билет  до  центра  у  кондуктора  Ветеранской  автобусной 

линии.  За  рулем  сидел  отставной  военнослужащий.  Увидев,  с  какой 

легкостью  взлетают  на  крышу  мой  вещмешок  и  саквояж,  точно 

приземлившись  на  свободное  место  среди  прочего  багажа,  я  решил 

оставить  гитару  при  себе.  Я  пристроился  на  задней  скамейке  рядом  с 

двумя длинноволосыми туристами. Автобус быстро наполнялся местными 

жителями  и  приезжими,  по  большей  части  молодыми  и  стремившимися 

тратить как можно меньше. 

Когда  салон  был  почти  полон,  водитель  обернулся,  обвел  нас 

угрожающим взглядом, пустил изо рта через открытую дверь струю ярко-

красного бетельного сока и объявил, что мы немедленно отправляемся: 

— Tхик хайн, чало!

1

[2]

 

Двигатель  взревел,  шестерни  со  скрежетом  сцепились,  и  мы  с 

устрашающей скоростью рванулись вперед сквозь толпу носильщиков и 

пешеходов,  которые  шарахались  в  сторону,  выпархивая  из-под  колес 

автобуса  в  последнюю  секунду.  Наш  кондуктор,  ехавший  на  подножке, 

поливал их при этом отборной бранью. 

Поначалу  в  город  вела  широкая  современная  магистраль, 

обсаженная  деревьями  и  кустами.  Это  напоминало  чистенький 

благоустроенный  пейзаж  вокруг  международного  аэропорта  в  моем 

родном  Мельбурне.  Убаюканный  и  ублаготворенный  этим  сходством,  я 

был  ошеломлен,  когда  дорога  внезапно  сузилась  до  предела, —  можно 

было  подумать,  что  этот  конраст  задуман  специально  для  того,  чтобы 

поразить приезжего. Несколько полос движения слились в одну, деревья 

исчезли,  и  вместо  них  по  обеим  сторонам  дороги  появились  трущобы, 

при  виде  которых  у  меня  кошки  заскребли  на  сердце.  Целые  акры 

трущоб уходили вдаль волнистыми черно-коричневыми дюнами, исчезая 

на  горизонте  в  жарком  мареве.  Жалкие  лачуги  были  сооружены  из 

бамбуковых  шестов,  тростниковых  циновок,  обрезков  пластмассы, 

бумаги, тряпья. Они прижимались вплотную друг к другу; кое-где между 

ними  извивались  узкие  проходы.  На  всем  раскинувшемся  перед  нами 

пространстве не было видно ни одного строения, которое превышало бы 

рост человека. 

Казалось  невероятным,  что  современный  аэропорт  с  толпой 

обеспеченных целеустремленных туристов находится всего в нескольких 

километрах  от  этой  юдоли  разбитых  и  развеянных  по  ветру  чаяний. 

Первое,  что  пришло  мне  в  голову, —  где-то  произошла  страшная 

катастрофа,  и  это  лагерь,  в  котором  нашли  временное  пристанище 

уцелевшие.  Месяцы  спустя  я  понял,  что  жителей  трущоб  и  вправду 

можно  считать  уцелевшими — их  согнали  сюда  из  их  деревень  нищета, 

голод,  массовые  убийства.  Каждую  неделю  в  город  прибывали  пять 

тысяч беженцев, и так неделя за неделей, год за годом. 

По  мере  того  как  счетчик  водителя  накручивал  километры,  сотни 

обитателей  трущоб  становились  тысячами  и  десятками  тысяч,  и  меня 

буквально  крючило  внутри.  Я  стыдился  своего  здоровья,  денег  в 

карманах.  Если  вы  в  принципе  способны  чувствовать  такие  вещи,  то 

первое  неожиданное  столкновение  с  людьми,  отверженными  миром, 

будет  для  вас  мучительным  обвинением.  Я  грабил  банки  и  промышлял 

наркотиками, тюремщики избивали меня так, что кости трещали. В меня 

не раз всаживали нож, и я всаживал нож в ответ. Я убежал из тюрьмы с 

крутыми  порядками  и  парнями,  перебравшись  через  крутую  стену  в 

самом  видном  месте.  Тем  не  менее,  это  рапахнувшееся  до  самого 

горизонта море людского  страдания резануло меня  по глазам. Я словно 

напоролся на нож. 

Тлеющее  внутри  меня  чувство  стыда  и  вины  все  больше 

разгоралось,  заставляя  сжимать  кулаки  из-за  этой  несправедливости: 

«Что  это  за  правительство, —  думал  я, —  что  это  за  система,  которая 

допускает такое»? 

А  трущобы  все  тянулись  и  тянулись;  изредка  бросались  в  глаза 

составлявшие разительный контраст с ними процветающие предприятия 

и  офисы,  а  также  обшарпанные  многоквартирные  дома,  заселенные 

теми, кто был чуть побогаче. Но за ними опять простирались трущобы, и 

их неизбывность вытравила из меня всякую почтительность перед чужой 

страной.  Я  с  каким-то  трепетом  стал  наблюдать  за  людьми,  жившими  в 

этих  бесчисленных  развалюхах.  Вот  женщина  наклонилась,  чтобы 

зачесать вперед черную атласную прядь волос. Еще одна купала детей в 

медном  тазу.  Мужчина  вел  трех  коз  с  красными  ленточками, 

привязанными  к  ошейникам.  Другой  брился  перед  растрескавшимся 

зеркальцем.  Повсюду  играли  дети.  Люди  тащили  ведра  с  водой, 

ремонтровали  одну  из  хижин.  И  все,  на  кого  бы  я  ни  посмотрел, 

улыбались и смеялись. 

Автобус  остановился,  застряв  в  пробке,  и  совсем  рядом  с  моим 

окном  из  хижины  вышел  мужчина.  Это  был  европеец,  такой  же 

бледнокожий,  как  и  туристы  в  нашем  автобусе,  только  вся  его  одежда 

состояла  из  обернутого  вокруг  торса  куска  ткани,  разрисованного 

розочками. Мужчина потянулся, зевнул и безотчетно почесал свой голый 

живот.  От  него  веяло  прямо-таки  коровьей  безмятежностью.  Я 

позавидовал  его  умиротворенности,  как  и  улыбкам,  которыми  его 

приветствовала группа людей, направлявшихся к дороге. 

Автобус  рывком  тронулся  с  места,  и  мужчина  остался  позади.  Но 

встреча  с  ним  кардинально  изменила  мое  восприятие  окружающего.  Он 

был  таким  же  иностранцем,  как  и  я,  и  это  позволило  мне  представить 

самого  себя  в  этом  мире.  То,  что  казалось  мне  абсолютно  чуждым  и 

странным,  вдруг  стало  реальным,  вполне  возможным,  и  даже 

захватывающим.  Теперь  я  видел,  как  трудолюбивы  эти  люди,  сколько 

старания и энергии во всем, что они делают. Случайный взгляд в ту или 

иную  хижину  демонстрировал  поразительную  чистоту  этих  нищенских 

обиталищ:  полы  без  единого  пятнышка,  блестящую  металлическую 

посуду,  составленную  аккуратными  горками.  И  наконец  я  обратил 

внимание на то, что должен был заметить с самого начала, —  эти люди 

были  удивительно  красивы:  женщины,  обмотанные  ярко-алыми, 

голубыми и золотыми тканями, ходившие босиком среди этой тесноты и 

убожества с терпеливой, почти неземной грацией, белозубые мужчины с 

миндалевидными  глазами  и  веселые  дружелюбные  дети  с  худенькими 

руками  и  ногами.  Старшие  играли  вместе  с  малышами,  у  многих  на 

коленях сидели их маленькие братья и сестры. И впервые за последние 

полчаса я улыбнулся. 

— Да,  жалкое  зрелище, —  произнес  сидевший  рядом  со  мной 

молодой человек, глядя в окно. 

Это  был  канадец,  как  можно  было  понять  по  пятну  в  виде 

кленового  листа  на  его  куртке, —  высокий,  плотного  сложения,  с 

бледно-голубыми  глазами  и  каштановыми  волосами  до  плеч.  Его 

товарищ  был  его  уменьшенной  копией, —  они  даже  одеты  были 

одинаково:  застиранные  почти  до  белизны  джинсы,  мягкие  куртки  из 

набивного ситца и сандалии на ногах. 

— Что вы говорите? 

— Вы  здесь  впервые? —  спросил  он  вместо  ответа  и,  когда  я 

кивнул,  сказал: — Я  так  и  думал.  Дальше  будет  немного  лучше — 

меньше  трущоб  и  всего  этого.  Но  действительно  хороших  мест  вы  в 

Бомбее не найдете — самый захудалый город во всей Индии, можете мне 

поверить. 

— Это верно, — заметил канадец поменьше. 

— Правда,  нам  по  пути  попадется  парочка  красивых  храмов, 

вполне  приличные  английские  дома  с  каменными  львами,  медные 

уличные  фонари  и  тому  подобное.  Но  это  не  Индия.  Настоящая  Индия 

возле Гималаев, в Манали, или в религиозном центре Варанаси, или на 

южном побережье, в Керале. Настоящая Индия не в городах. 

— И куда вы направляетесь? 

— Мы остановимся в ашраме

2

[3]

 у раджнишитов, в Пуне. Это лучший 

ашрам во всей стране. 

Две  пары  прозрачных  бледно-голубых  глаз  уставились  на  меня 

критически,  чуть  ли  не  с  обвинением,  как  свойственно  людям, 

убежденным, что они нашли единственно верный путь. 

— А вы задержитесь здесь? 

— В Бомбее, вы имеете в виду? 

— Да,  вы  собираетесь  остановиться  где-нибудь  в  городе  или 

сегодня же поедете дальше? 

— Не знаю пока, — ответил я и отвернулся к окну. 

Это было правдой: я не знал, хочу ли я провести в Бомбее какое-то 

время  или  сразу  двинусь…  куда-нибудь.  В  тот  момент  мне  было  все 

равно, я представлял собой особь, которую Карла назвала как-то самым 

опасным  и  самым  интересным  животным  в  мире:  крутого  парня,  не 

имеющего перед собой никакой цели. 

— У  меня  нет  определенных  планов, —  сказал  я. —  Может  быть, 

побуду в Бомбее недолго. 

— А  мы  переночуем  здесь,  а  утром  отправимся  в  Пуну  поездом. 

Если хотите, мы можем снять номер на троих. Это гораздо дешевле. 

Я  посмотрел  в  его  бесхитростные  голубые  глаза. «Пожалуй, 

поначалу  лучше  поселиться  вместе  с  ними, —  подумал  я. —  Их 

подлинные  документы  и  простодушные  улыбки  послужат  прикрытием 

для моего фальшивого паспорта. Возможно, так будет безопаснее». 

— И так будет безопаснее, — добавил он. 

— Это точно, — согласился его товарищ. 

— Безопаснее? —  спросил  я  небрежным  тоном,  внутренне 

насторожившись. 

Автобус  снизил  скорость,  пробираясь  по  узкому  ущелью  между 

трех-  и  четырехэтажными  домами.  Взад  и  вперед  сновали  автомобили, 

автобусы,  грузовики,  велосипеды,  буйволовьи  упряжки,  мотороллеры  и 

пешеходы, 

совершая 

свой 

целенаправленный 

танец 

со 

сверхъестественным  проворством.  Сквозь  открытые  окна  нашего 

потрепанного  автобуса  доносились  запахи  пряностей,  благовоний, 

выхлопных  газов  и  навоза — смесь  могучая,  но  терпимая.  Громкие 

голоса  старались  перекричать  льющуюся  со  всех  сторон  экзотическую 

музыку.  Тут  и  там  гигантские  афиши  рекламировали  индийские 

кинофильмы.  Их  ненатурально  яркие  краски  струились  непрервывным 

потоком мимо наших окон. 

— Намного безопаснее. Бомбей — ловушка для простаков. Здешние 

уличные мальчишки обдерут вас почище любого жульнического казино. 

— Это  мегаполис,  приятель, —  пустился  в  объяснения  низенький 

канадец. —  А  они  все  одинаковы.  То  же  самое  в  Нью-Йорке,  Рио  или 

Париже.  Всюду  та  же  грязь  и  то  же  безумие.  Да  вы  и  сам,  наверное, 

представляете,  что  такое  мегаполис.  Когда  вы  выберетесь  из  этого 

города, вы полюбите Индию. Это великая страна, но города все засраны, 

приходится признать. 

— А  эти  чертовы  отели  тоже  участвуют  в  этой  обираловке, — 

добавил высокий. — Вас могут обчистить, пока вы сидите в своем номере 

и  курите  травку.  Они  в  сговоре  с  полицией — и  те,  и  другие  только  и 

думают, как бы избавить вас от наличности. Поэтому самое надежное — 

держаться группой, поверьте моему опыту. 

— И  постарайтесь  при  первой  возможности  убраться  из  города, — 

сказал низкий. — Мать честная! Смотрите! 

Автобус  вывернул  на  широкий  бульвар,  окаймленный  с  одной 

стороны  грядой  огромных  валунов,  спускавшихся  прямо  к  бирюзовым 

океанским  волнам.  Среди  камней  приютились  грубые  закопченные 

хижины,  похожие  на  почерневшие  обломки  какого-то  старинного 

корабля, потрепевшего здесь крушение. И эти хижины горели. 

— Черт  побери!  Этот  парень  поджаривается  заживо! —  закричал 

высокий канадец, указывая на мужчину, бежавшего к морю. 

Его  одежда  и  волосы  были  объяты  пламенем.  Мужчина 

поскользнулся  и  тяжело  упал  среди  камней.  Женщина  с  ребенком 

подбежали  к  нему  и  стали  сбивать  пламя  своей  одеждой  и  голыми 

руками.  Их  соседи  старались  погасить  пожар  в  собственных  домах  или 

просто  стояли  и  смотрели,  как  догорают  принадлежавшие  им  хлипкие 

строения. 

— Вы видели? Этому парню не выжить, это точно. 

— Да, черт возьми, ты прав! — выдохнул низенький. 

Наш водитель замедлил ход вместе с другими автомобилями, чтобы 

поглазеть на пожар, но затем вновь нажал на газ и продолжил путь. Ни 

одна  из  многочисленных  проезжавших  машин  не  остановилась. 

Обернувшись,  я  смотрел  через  заднее  стекло  автобуса,  пока 

обуглившиеся  бугорки  хижин  не  превратились  в  черные  точки,  а 

коричневый 

дым 

пожарища 

не 

стал 

затихающим 

шепотом 

произошедшего несчастья. 

В  конце  длинного  бульвара,  тянувшегося  вдоль  берега  моря,  мы 

сделали  левый  поворот  и  выехали  на  широкую  улицу,  застроенную 

современными  зданиями.  У  входа  в  фешенебельные  отели  стояли  под 

разноцветными  тентами  швейцары  в  ливреях.  Шикарные  рестораны 

утопали  в  зелени  садов.  Сверкали  на  солнце  стеклом  и  медью  фасады 

авиакомпаний  и  прочих  учреждений.  Торговые  лотки  прятались  от 

палящих  лучей  под  большими  зонтами.  Шагавшие  по  улице  мужчины 

носили деловые костюмы западного образца и прочную обувь, женщины 

были  закутаны  в  дорогие  шелка.  У  всех  был  озабоченный  и  полный 

достоинства  вид;  в  офисы  они  заходили  с  серьезным  выражением  на 

лицах. 

Повсюду  бросался  в  глаза  контраст  между  тем,  что  было  мне 

хорошо  знакомо,  и  непривычным.  Повозка,  запряженная  буйволами, 

останавилась  у  светофора  рядом  с  модным  спортивным  автомобилем. 

Мужчина присел, чтобы облегчиться, за сомнительным укрытием в виде 

тарелки  спутниковой  антенны.  Электропогрузчик  разгружал  товар  с 

древней колымаги на деревянных колесах. Далекое прошлое настойчиво 

пробивалось  сквозь  барьеры  времени  в  собственное  будущее.  Мне  это 

нравилось. 

— Мы  подъежаем, —  объявил  мой  сосед. —  Центр  города  совсем 

рядом. Правда, это не совсем то, что мы обычно понимаем под городским 

центром, — просто район, где сосредоточены дешевые туристские отели. 

Он называется Колаба. Ну, вот мы и прибыли. 

Молодые  люди  достали  из  карманов  свои  паспорта  и  дорожные 

чеки и засунули их прямо в штаны. Низенький даже снял часы и запихал 

их  вместе  с  паспортом,  деньгами  и  прочими  ценностями  в  трусы,  став 

похожим на сумчатое животное. Поймав мой взгляд, он улыбнулся: 

— Осторожность не помешает. 

Я встал и пробрался к передним дверям. Когда мы остановились, я 

сошел  первым,  но  увяз  в  толпе  людей,  окруживших  автобус.  Это  были 

посыльные  из  гостиниц,  торговцы  наркотиками  и  прочие  уличные 

зазывалы.  Они  вопили  на  ломаном  английском,  предлагая  дешевое 

жилье и другие услуги. Впереди всех у дверей автобуса был маленький 

человечек  с  большой,  почти  идеально  круглой  головой,  одетый  в 

хлопчатобумажную  рубашку  и  парусиновые  брюки.  Он  заорал  на 

окружающих,  чтобы  утихомирить  их,  и  обратился  ко  мне  с  самой 

широкой  и  лучезарной  улыбкой,  какую  мне  когда-либо  приходилось 

видеть: 

— Доброе утро, знаменитые сэры! Добро пожаловать в Бомбей! Вы 

нуждаетесь в отличных дешевых отелях, не прав ли я? 

Он  смотрел  мне  в  глаза,  все  так  же  сверкая  своей  огромной 

улыбкой.  И  было  в  этой  округлой  улыбке  какое-то  бьющее  через  край 

озорство,  более  искреннее  и  восторженное,  чем  обыкновенная  радость, 

которое проникло мне прямо в сердце. Мы всего лишь секунду смотрели 

друг на друга, но этого мне было достаточно, чтобы решить, что я могу 

довериться  этому  маленькому  человеку  с  большой  улыбкой.  Это 

оказалось одним из самых удачных решений в моей жизни, хотя тогда я, 

конечно, этого еще не знал. 

Пассажиры,  покидавшие  автобус,  отбивались  от  облепившего  их 

роя торговцев и зазывал. Два канадца беспрепятственно проложили себе 

путь через толпу, одаривая одинаковой широкой улыбкой обе воюющие 

стороны.  Глядя,  как  ловко  они  лавируют  в  гуще  людей,  я  впервые 

обратил внимание на то, какие это здоровые, энергичные и симпатичные 

парни,  и  подумал,  что  стоит  принять  их  предложение  снять  общий 

номер.  В  их  компании  я  мог  быть  уверен,  что  ни  у  кого  и  мысли  не 

возникнет о каких-либо побегах из тюрьмы и фальшивых документах. 

Маленький  человек  схватил  меня  за  рукав  и  выволок  из 

бушевавшей  толпы  за  автобус.  Кондуктор  с  обезьяньей  ловкостью 

забрался  на  крышу  и  скинул  мне  на  руки  мой  вещмешок  и  саквояж. 

Прочие  тюки  и  чемоданы  посыпались  на  мостовую  с  устрашающим 

грохотом.  Пассажиры  кинулись  спасать  свое  имущество,  а  мой 

проводник опять отвел меня в сторону на спокойное место. 

— Меня  зовут  Прабакер, —  произнес  он  по-английски  с 

мелодичным акцентом. — А каково твое доброе имя? 

— Мое  доброе  имя  Линдсей, —  соврал  я  в  соответствии  со  своим 

паспортом. 

— Я  бомбейский  гид.  Очень  отличный  бомбейский  гид,  высший 

класс.  Весь  Бомбей  я  знаю  очень  хорошо.  Ты  хочешь  увидеть  все-все-

все. Я точно знаю, где ты найдешь этого больше всего. Я могу показать 

тебе даже больше, чем всё. 

Два  молодых  канадца  подошли  к  нам,  преследуемые  все  той  же 

назойливой  бандой  оборванных  приставал.  Прабакер  прикрикнул  на 

своих  разошедшихся  коллег,  и  те  отступили  на  несколько  шагов, 

пожирая глазами наши пожитки. 

— Прежде всего я хочу увидеть приличный и дешевый гостиничный 

номер, — сказал я. 

— Разумеется,  сэр! —  просиял  Прабакер. —  Я  могу  отвести  тебя  в 

дешевую  гостиницу,  и  в  очень  дешевую  гостиницу,  и  в  слишком  очень 

Скачать 8,22 Mb.

Поделитесь с Вашими друзьями: