Грегори Дэвид Робертс шантарам

Грегори Дэвид Робертс 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ШАНТАРАМ 

Моей матери 

ЧАСТЬ I  

Глава 1  

Мне  потребовалось  много  лет  и  странствий  по  всему  миру,  чтобы 

узнать  все  то,  что  я  знаю  о  любви,  о  судьбе  и  о  выборе,  который  мы 

делаем  в  жизни,  но  самое  главное  я  понял  в  тот  миг,  когда  меня, 

прикованного  цепями  к  стене,  избивали.  Мой  разум  кричал,  однако  и 

сквозь  этот  крик  я  сознавал,  что  даже  в  этом  распятом  беспомощном 

состоянии  я  свободен — я  могу  ненавидеть  своих  мучителей  или 

простить  их.  Свобода,  казалось  бы,  весьма  относительная,  но  когда  ты 

ощущаешь  только  приливы  и  отливы  боли,  она  открывает  перед  тобой 

целую  вселенную  возможностей.  И  сделанный  тобой  выбор  между 

ненавистью и прощением может стать историей твоей жизни. 

В  моем  случае  это  долгая  история,  заполненная  людьми  и 

событиями.  Я  был  революционером,  растерявшим  свои  идеалы  в 

наркотическом  тумане,  философом,  потерявшим  самого  себя  в  мире 

преступности,  и  поэтом,  утратившим  свой  дар  в  тюрьме  особо  строгого 

режима. Сбежав из этой тюрьмы через стену между двумя пулеметными 

вышками,  я  стал самым  популярным  в  стране  человеком — ни  с  кем  не 

искали встречи так настойчиво, как со мной. Удача сопутствовала мне и 

перенесла  меня  на  край  света,  в  Индию,  где  я  вступил  в  ряды 

бомбейских  мафиози.  Я  был  торговцем  оружием,  контрабандистом  и 

фальшивомонетчиком. На трех континентах меня заковывали в кандалы 

и избивали, я не раз был ранен и умирал от голода. Я побывал на войне 

и  шел  в  атаку  под  огнем  противника.  И  я  выжил,  в  то  время  как  люди 

вокруг меня погибали. Они были, по большей части, лучше меня, просто 

жизнь их сбилась с пути и, столкнувшись на одном из крутых поворотов 

с  чьей-то  ненавистью,  любовью  или  равнодушием,  полетела  под  откос. 

Слишком  много  людей  мне  пришлось  похоронить,  и  горечь  их  жизни 

слилась с моей собственной. 

Но  начинается  моя  история  не  с  них,  и  не  с  мафии,  а  с  моего 

первого дня в Бомбее. Cудьба забросила меня туда, втянув в свою игру. 

Расклад  был  удачен  для  меня:  мне  выпала  встреча  с  Карлой  Сааранен. 

Стоило  мне  заглянуть  в  ее  зеленые  глаза,  и  я  сразу  пошел  ва-банк, 

приняв  все  условия.  Так  что  моя  история,  как  и  все  остальное  в  этой 

жизни,  начинается  с  женщины,  с  нового  города  и  с  небольшой  толики 

везения. 

Первое, на что я обратил внимание в тот первый день в Бомбее, — 

непривычный  запах.  Я  почувствовал  его  уже  в  переходе  от  самолета  к 

зданию  аэровокзала — прежде,  чем  услышал  или  увидел  что-либо  в 

Индии. Этот запах был приятен и будоражил меня, в ту первую минуту в 

Бомбее, когда я, вырвавшись на свободу, заново вступал в большой мир, 

но  он  был  мне  абсолютно  незнаком.  Теперь  я  знаю,  что  это  сладкий, 

тревожный  запах  надежды,  уничтожающей  ненависть,  и  в  то  же  время 

кислый,  затхлый  запах  жадности,  уничтожающей  любовь.  Это  запах 

богов  и  демонов,  распадающихся  и  возрожденных  империй  и 

цивилизаций. Это голубой запах морской кожи, ощутимый в любой точке 

города  на  семи  островах,  и  кроваво-металлический  запах  машин.  Это 

запах  суеты  и  покоя,  всей  жизнедеятельности  шестидесяти  миллионов 

животных,  больше  половины  которых — человеческие  существа  и 

крысы.  Это  запах  любви  и  разбитых  сердец,  борьбы  за  выживание  и 

жестоких поражений, выковывающих нашу храбрость. Это запах десяти 

тысяч ресторанов, пяти тысяч храмов, усыпальниц, церквей и мечетей, а 

также  сотен  базаров,  где  торгуют  исключительно  духами,  пряностями, 

благовониями  и  свежими  цветами.  Карла  назвала  его  однажды  худшим 

из самых прекрасных ароматов, и она была, несомненно, права, как она 

всегда бывает по-своему права в своих оценках. И теперь, когда бы я ни 

приехал в Бомбей, прежде всего я ощущаю этот запах — он приветствует 

меня и говорит, что я вернулся домой. 

Второе,  что  сразу  же  дало  о  себе  знать, —  жара.  Уже  через  пять 

минут  после  кондиционированной  прохлады  авиасалона  я  вдруг 

почувствовал,  что  одежда  прилипла  ко  мне.  Мое  сердце  колотилось, 

отбивая  атаки  незнакомого  климата.  Каждый  вздох  был  маленькой 

победой  организма  в  ожесточенной  схватке.  Впоследствии  я  убедился, 

что  этот  тропический  пот  не  оставляет  тебя  ни  днем,  ни  ночью,  потому 

что  он  порожден  влажной  жарой.  Удушающая  влажность  превращает 

всех  нас  в  амфибий;  в  Бомбее  ты  непрерывно  вдыхаешь  вместе  с 

воздухом  воду  и  постепенно  привыкаешь  так  жить,  и  даже  находишь  в 

этом удовольствие — или уезжаешь отсюда. 

И  наконец,  люди.  Ассамцы,  джаты  и  пенджабцы;  уроженцы 

Раджастхана,  Бенгалии  и  Тамилнада,  Пушкара,  Кочина  и  Конарака; 

брамины,  воины  и  неприкасаемые;  индусы,  мусульмане,  христиане, 

буддисты,  парсы,  джайны,  анимисты;  светлокожие  и  смуглые,  с 

зелеными,  золотисто-карими  или  черными  глазами — все  лица  и  все 

формы  этого  ни  на  что  не  похожего  многообразия,  этой  несравненной 

красоты, Индии. 

Несколько  миллионов  бомбейцев  плюс  миллион  приезжих.  Два 

лучших  друга  контрабандиста — мул  и  верблюд.  Мулы  помогают  ему 

переправить  товар  из  страны  в  страну  в  обход  таможенных  застав. 

Верблюды — простодушные странники. Человек с фальшивым паспортом 

втирается  в  их  компанию,  и  они  без  лишнего  шума  перевозят  его, 

нарушая границу и сами о том не подозревая. 

Тогда  все  это  было  мне  еще  неведомо.  Тонкости  контрабандного 

промысла я освоил значительно позже, спустя годы. В тот первый приезд 

в  Индию  я  действовал  чисто  инстинктивно,  и  единственной 

контрабандой, какую я перевозил, был я сам, моя хрупкая преследуемая 

свобода.  У  меня  был  фальшивый  новозеландский  паспорт,  в  котором 

вместо  фотографии  прежнего  владельца  была  вклеена  моя.  Я  проделал 

эту  операцию  самостоятельно  и  небезупречно.  Рядовую  проверку 

паспорт  должен  был  выдержать,  но  если  бы  у  таможенников  возникли 

подозрения и они связались бы с посольством Новой Зеландии, подделка 

очень быстро раскрылась бы. Поэтому сразу после вылета из Окленда я 

стал  искать  в  самолете  подходящую  группу  туристов  и  обнаружил 

компанию  студентов,  уже  не  в  первый  раз  летевших  этим  рейсом. 

Расспрашивая их об Индии, я завязал с ними знакомство и пристроился к 

ним  у  таможенного  контроля  в  аэропорту.  Индийцы  решили,  что  я 

принадлежу  к  этой  раскрепощенной  и  бесхитростной  братии  и 

ограничились поверхностным досмотром. 

Уже в одиночестве я вышел из здания аэропорта, и на меня тут же 

накинулось  жалящее  солнце.  Ощущение  свободы  кружило  мне  голову: 

еще одна стена преодолена, еще одна граница позади, я могу бежать на 

все четыре стороны и найти где-нибудь убежище. Прошло уже два года 

после  моего  побега  из  тюрьмы,  но  жизнь  того,  кто  объявлен  вне 

закона, — непрерывное бегство, и днем, и ночью. И хотя я не чувствовал 

себя  по-настоящему  свободным — это  было  мне  заказано, —  но  с 

надеждой  и  опасливым  возбуждением  ожидал  встречи  с  новой  страной, 

где  я  буду  жить  с  новым  паспортом,  приобретая  новые  тревожные 

складки  под  серыми  глазами  на  своем  молодом  лице.  Я  стоял  на 

пешеходной  дорожке  под  опрокинутой  синей  чашей  пропеченного 

бомбейского  неба,  и  сердце  мое  было  так  же  чисто  и  полно  радужных 

надежд,  как  раннее  утро  на  овеваемом  муссонами  Малабарском 

берегу.

0

[1]

 

— Сэр! Сэр! — послышался голос позади меня. 

Кто-то  схватил  меня  за  руку.  Я  остановился.  Все  мои  боевые 

мускулы напряглись, но я подавил страх.