Ч. Ломброзо. «Гениальность и помешательство»
17
Если мы обратимся теперь к решению вопроса – в чем именно состоит физиологическое отличие гениального человека от обыкновенного, то на основании автобиографий и наблю- дений найдем, что по большей части вся разница между ними заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого. Дикарь или идиот мало чувствительны к физи- ческим страданиям, страсти их немногочисленны, из ощущений же воспринимаются ими лишь те, которые непосредственно касаются их в
смысле удовлетворения жизненных потребностей.
По мере развития умственных способностей впечатлительность растет и достигает наиболь- шей силы в гениальных личностях, являясь источником их страданий и славы. Эти избран- ные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные, а воспринимаемые ими впечатления отличаются глубиной, долго остаются в
памяти и комбинируются различным образом. Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, неза- метные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячу ладов, что и проявляется впоследствии как творчество, хотя это только сочетание полу- ченных ранее ощущений.
Галлер писал о себе: «Что осталось у меня, кроме впечатлительности, этого могучего чувства, являющегося следствием темперамента, который живо воспринимает радости любви и чудеса науки? Даже теперь я бываю тронут до слез, когда читаю описание какого-нибудь великодушного поступка. Свойственная мне чувствительность, конечно, и придает моим сти- хотворениям тот страстный тон, которого нет у других поэтов».
«Природа не создала более чувствительной души, чем моя», – писал о
себе Дидро. В
другом месте он говорит: «Увеличьте число чувствительных людей, и вы увеличите количество хороших и дурных поступков». Когда Альфиери в первый раз услышал музыку, то был, по его словам, «поражен до такой степени, как будто яркое солнце ослепило мне зрение и слух;
несколько дней после того я чувствовал необыкновенную грусть, не лишенную приятности;
фантастические идеи толпились в моей голове, и я способен был писать стихи, если бы знал тогда, как это делается…» В
заключение он говорит, что ничто не действует на душу с такой неотразимой силой, как музыка. Подобное же мнение высказывали Стерн, Руссо и Ж.
Санд.
Корради доказывает, что все несчастия Леонарди и сама его философия были вызваны излишней чувствительностью и неразделенной любовью, которую он в первый раз испытал на 18-м году. И действительно, философия Леонарди принимала более или менее мрачный оттенок, смотря по состоянию его здоровья, пока наконец грустное настроение не обратилось у него в привычку.
Урквициа падал в обморок, услышав запах розы.
Стерн, после Шекспира наиболее глубокий из
поэтов психолог, говорит в одном письме:
«Читая биографии наших древних героев, я плачу о них, как будто о живых людях… Вдохно- вение и впечатлительность – единственные орудия гения. Последняя вызывает в нас те восхи- тительные ощущения, которые придают большую силу радости и вызывают слезы умиления».
Известно, в каком рабском подчинении находились Альфиери и Фосколо у женщин, не всегда достойных такого обожания. Красота и любовь Форнарины служили для Рафаэля источ- ником вдохновения не только в
живописи, но и в поэзии. Несколько его эротических стихо- творений до сих пор еще не утратили своей прелести.
А как рано проявляются страсти у гениальных людей! Данте и Альфиери были влюблены в 9 лет, Руссо – в 11, Каррон и Байрон – в 8. С последним уже на 16-м году сделались судороги,
когда он узнал, что любимая им девушка выходит замуж. «Горе душило меня, – рассказывает он, – хотя половое влечение мне было еще незнакомо, но любовь я чувствовал до того страст- ную, что вряд ли и впоследствии испытал более сильное чувство». На одном из представлений
Кина с
Байроном случился припадок конвульсий.
Лорои видел ученых, падавших в обморок от восторга при чтении сочинений Гомера.
Ч. Ломброзо. «Гениальность и помешательство»
18
Живописец Франчиа (Francia) умер от восхищения, после того как увидел картину Рафа- эля.
Ампер до такой степени живо чувствовал красоты природы, что едва не умер от счастья,
очутившись на берегу Женевского озера. Найдя решение какой-то задачи, Ньютон был до того потрясен, что не мог продолжать своих занятий. Гей-Люссак и Дэви после сделанного ими открытия начали в туфлях плясать по своему кабинету. Архимед, восхищенный решением задачи, в костюме Адама выбежал на улицу с криком:
Поделитесь с Вашими друзьями: