Человек в коммуникации: от категоризации эмоций к эмотивной лингвистике

О межъязыковых различиях в эмотивной семантике языковых единиц писали неоднократно [Шаховский, 1987, 1996]. Они объясняется не только различиями в содержании эмоциональных ассоциациях культурных концептов, но и в их эмоциональных осмыслениях и оязыковлениях.

Как отмечает В.И. Шаховский, «многоплановость взаимодействий языка, культуры и эмоций манифестируется по-разному в разных национальных и географических сферах. В языковой семантике присутствует не только общечеловеческий культурный компонент, но и облигаторный национальный, неповторимый. Поэтому в межъязыковом общении существует лингвокультурный барьер, ведущий к коммуникативным помехам, как minimum, или к коммуникативным провалам, как maximum. ... культурные концепты, будучи национальными по духу, могут быть непереводимыми (неперевыражаемыми) на другие культурные планеты, что и объясняет языковую лакунарность... Эта лакунарность особенно ощутима в сфере человеческих эмоций, как в их номинации, так и в средствах их выражения» [Шаховский, 1996, с. 85–86].

Исследования поведения людей, принадлежащих к разным лингвокультурам, обнаружили, что в сфере выражения эмоций встречаются как универсальные типы реакций, так и специфические для отдельных исследовавшихся культур. Более того, считается, что в выражении биологических эмоций люди различаются меньше, чем в выражении социальных эмоций.

На материале различных исследований по многим языкам и культурам установлено, что эмоции универсальны, нет ни одного переживания, которое было бы доступно одному этносу и недоступно другому, однако словарь эмоций в разных языках не одинаков, типологическая структура эмоциональной лексики не совпадает в разных языках, имеет этническую специфику.

Н.А. Красавский, исследуя динамику эмоциональных концептов в немецкой и русской лингвокультурах, приходит к выводу, что «вербализованные эмоциональные концепты есть этнически, культурно обусловленное, сложное структурно-смысловое лексически, фразеологически оформленное образование, базирующееся на понятийной основе, и включающее в себя помимо понятия культурную ценность…» [Красавский, 2001, с. 5].

Несмотря на то, что сегодня накоплен огромный материал языковых репрезентантов различных эмоций, эмоциональных состояний, выполняется большое количество сопоставительных работ, универсальные модели представления эмоций в разных языках не выявлены. Данную проблематику всесторонне исследует Е.Ю. Мягкова [Мягкова, 1990]. Процесс поиска таких моделей осложняется тем, что в разных языках сходные по значению слова могут иметь разную эмоциональную нагрузку (см. подробнее об этом: [Мягкова, 1990; 2004]).

Еще одно направление исследований эмоций – выявление специфики представлений об эмоциях у разных народов. Так, А.Н. Погребнова в своем исследовании, посвященном специфике представлений о базовых эмоциях в обыденном сознании русских и англичан, показала, что «вербальные способы выражения эмоций так же культурно специфичны, как и все другие представления о мире, поскольку содержание сознания носителей разных культур специфично»; «различия в представлениях об эмоциях, их содержании и способах выражения можно объяснить культурными стереотипами, особенностями менталитета и коммуникативными правилами данного этноса» [Погребнова, 2005, с. 4]. С.Ю. Перфильева в экспериментальном исследовании слов-названий эмоций подтверждает гипотезу о различии национально-культурных представлений об эмоциях у русских и англичан [Перфильева, 2001, с. 4].

Отправной точкой подобных рассуждений является наличие в различных языках семантически несопоставимых лексем, означающих внутренние переживания. Это поставило перед исследователями следующие вопросы: универсальны ли человеческие эмоции; чем объясняется их дифференцированная экспликация в разных языках; влияет ли наличествующая в языках эмотивная лексика на спектр переживаний носителей языка? По мнению Т.М. Шкапенко, один лишь анализ семантически несопоставимой эмотивной лексики в различных языках не способен дать ответ на все эти вопросы. Для разрешения вышеуказанных проблем необходимо принять во внимание два фактора: природу эмоций и характер процесса их языковой категоризации [Шкапенко, 2000, с. 15].

Сложный механизм концептуально-языковой категоризации эмоций обусловливается, по мнению исследователя, сложной многоуровневой структурой эмоций: внешнее воздействие – внутренний психофизиологический процесс – внешнее проявление – когнитивная интерпретация.

Отсутствие во всех языках семантически тождественных эмоциональных лексем зачастую приводит исследователей к вопросу об адекватности внутреннего состояния лексикализованному в языке эмоциональному концепту и, более того, выводится невозможность универсальных исследований эмоциональных явлений, не получивших лексикализации во всех языках.

В связи с тем, что в алтайском языкознании не обнаружено лексикографических работ по исследованию словаря эмоций, была проведена предварительная работа по отбору лексем, обозначающих эмоции и эмоциональные состояния. При этом мы исходили из исследования Е.Ю. Мягковой списка слов-названий эмоций, проанализировавшей значительное число работ по составлению словаря эмоций [Мягкова, 2000]. Представляем алтайские эквиваленты названий-эмоций: jалтанбазы (решительность); jаман кöрöри (ненависть; презрение); jаратпаганы (неудовольствие); jескинери (отвращение); jеткилдеери (удовлетворенность); jилбиркеери (любопытство); öч (злость); öштöжÿ (вражда); амыр jогы (беспокойство); ачу-корон (горе); ачурканары (отчаяние); ачынары (возмущение); бÿдери (вера; уверенность); казыры (ярость); кайкаары (удивление); керексибези (пренебрежение); коот (наслаждение); коркуш (страх; ужас); коркыыры (испуг); кунугары (грусть); кунук (скорбь); оморкооры (гордость); сÿÿнÿш (радость); сÿÿнери (удовольствие); сÿÿш (любовь); санаркаш (печаль); тÿймен (тревога); тооп турары (уважение); ты чугулданары (негодование); уйат (стыд); чугул (гнев); шоодоп айдары (ирония); шыра (страдание); ырыс (счастье); эрик (тоска); эрикчеен (скука).

По данным ассоциативного эксперимента [Голикова, 2004], в ядро языкового сознания алтайцев-монолингвов входят эмоции: ижемjи (надежда), ижениш (надежда), снчи (радость), сш (любовь), ырыс (счастье). Ядро алтайцев-билингвов представлено эмоциями: любовь, надежда, покой, радость, спокойствие, счастье, уверенность. Для русских актуальны эмоции: любовь, надежда, покой, радость, спокойствие, счастье, уверенность.

Представляем эмоциональные реакции (в порядке убывания), упорядоченные по абсолютной частоте встречаемости (по данным ассоциативного эксперимента [Голикова, 2004, с. 363–379]):

• 
  алтайцев-монолингвов: сÿÿнчи, сÿÿш, ырыс, бÿдер, сÿÿнер, jараткан, ырысту, амыр, ижениш, амыр-энчÿ, иженер, энчÿ, сÿÿген, сÿÿгени, бÿдÿмjи, оморкок, ижемjи, иженери, jилбилÿ, иженедим, сÿÿнчилÿ, бÿдÿрер, коркышту, бÿдери, оморкооры, сананар, ачык-jарык, амыраары, сÿÿр, jакшы, кöргöн;
  
• 
  алтайцев-билингвов: любовь, радость, счастье, вера, доверие, любимый, надежда, верность, веселье, любимая, уважение, покой, гордость, спокойствие, счастливое, горькая, уверенность, верная, горе, любви, любимые, верный, любовник, верить, интересные;
  
• 
  русских: любовь, радость, счастье, вера, доверие, верность, спокойствие, веселье, любимый, покой, уважение, любимая, гордость, уверенность, верные, горе, счастливое, любви, горькая, любимые, любовник, интерес, любимый, человек, страх, мучитель, мучение, наслаждение, удовольствие.
  

Как видим, значимость эмоциональных концептов в языковом сознании алтайцев и русских неодинакова, что показывают и индекс встречаемости эмоциональных концептов в языковом сознании, и количество вызвавших их стимулов. Для языкового сознания алтайцев-монолингвов актуальна следующая иерархия эмоциональных концептов: покой; спокойствие; любовь; радость; счастье; вера; уверенность; надежда; гордость; интерес; страх; горе. Для алтайцев-билингвов – любовь; вера; уверенность; радость; счастье; надежда; покой; спокойствие; уважение; горе; гордость; интерес. Для русских – любовь; вера уверенность; радость; счастье; покой; спокойствие; горе; уважение; гордость; надежность; наслаждение; удовольствие; интерес; страх.

С целью выявления этнопсихолингвистических особенностей репрезентации своего эмоционального состояния алтайцами и русскими нами был проведен эксперимент. Испытуемым предлагалась задание подобрать синонимы к словам, обозначающим эмоции и эмоциональные состояния. В эксперименте участвовало 100 студентов-алтайцев, отвечавших на алтайском языке, и 100 студентов-русских, отвечавших на русском языке. Список эмоций (13) составили названия т.н. базовых эмоций и эмоциональных состояний (в различных терминах – базальные, фундаментальные, доминантные, ключевые): амыр-энчÿ, ачу-корон, буру, бÿдери, jескинери, ижениш, коркуш, сÿÿнÿш, сÿÿш, уйат, чугул, шыра, ырыс – для алтайцев; вера, вина, гнев, горе, любовь, надежда, отвращение, радость, спокойствие, страдание, страх, стыд, счастье – для русских.

Отметим, что в алтайских словарях интенсивность эмоции не учитывается. Одна и та же лексема может ситуативно обозначать различную степень интенсивности.

В процессе анализа полученных данных нами были выявлены следующие концептуальные признаки, лежащие в основе актуализации эмоции: актуализация понятийного содержания соответствующей эмоции; актуализация модальности эмоции; актуализация интенсивности эмоции; актуализация стереотипных связей эмоций; актуализация ассоциативных связей эмоций.

Ассоциаты на стимулы-названия эмоций обнаруживают актуализацию признаков: физические проявления; признание чувства; избегание; сопровождающие эмоциональные состояния; оценка; языковые; культурологические; объектные; причинные. Эти признаки актуализируются частотно, регулярно, что позволяет представить схемы реализаций эмоциональных состояний алтайцев и русских.

Основные различия касаются двух параметров: физические проявления и оценка. Указания на физическое проявление эмоции в три раза чаще производят алтайцы, русские же чаще оценивают свое эмоциональное состояние. Ассоциативный эксперимент выявил разные стратегии эмоционального поведения алтайцев и русских, а также корреляцию отрицательной оценочности с физическими проявлениями эмоции, а нравственных принципов с эмоциональностью. Первая корреляция доминирует у алтайцев, вторая – у русских.

Итак, концептуальное пространство тела знака изменяется при этническом взаимодействии. Необходимость детализировать концептуальное пространство по аналогии с русским, где каждый актуальный фрагмент действительности фиксируется отдельной языковой единицей, вызывает многочисленные заимствования из русской языковой системы, а следовательно и концептуальной системы. В одних случаях языковой знак заимствуется полностью, со всеми когнитивно-концептуальными признаками и фонетической оболочкой. В других случаях заимствуется определенный набор этих признаков.

Вместе с тем, как показывает эксперимент, концептуальное пространство эмоциональных лексем расширяется в случае, когда заимствуются концептуальные признаки иноязычных лексем без соответствующей фонетической оболочки. Примером такого процесса может служить эмоциональный концепт уйат. Причинами того, что все разнообразие пространства русского концепта стыд (концепты позор, срам, бесчестье, бесславие, срамота, стыдоба, смущение) коррелирует с одним концептом уйат, являются следующие: исконность соответствующей лексемы в алтайском языке, базовый уровень самой эмоции стыд, неактуальность признаков интенсивности и модальности эмоции в алтайской картине мира.
Литература

Голикова Т.А. Алтайско-русский ассоциативный словарь (Алтай-орус ассоциативный сöзлик). – М.: Изд-во ОЛСИБ, 2004.

Красавский Н.А. Динамика эмоциональных концептов в немецкой и русской лингвокультурах: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. – Волгоград, 2001.

Мягкова Е.Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. – Воронеж: Воронеж. гос. ун-т, 1990.

Мягкова Е.Ю. Эмоционально-чувственный компонент значения слова. – Курск: Курск. гос. ун-т, 2000.

Мягкова Е.Ю. Эмоции в сознании носителя языка // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты. – Москва; Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – С. 86–101.

Перфильева С.Ю. Теоретико-экспериментальное исследование слов-названий эмоций и их функционирования: автореф. дис. … канд. филол. наук. – М., 2001.

Погребнова А.Н. Специфика представлений о базовых эмоциях в обыденном сознании русских и англичан: автореф. дис. …канд. филол. наук. – М., 2005.

Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1987.

Шаховский В.И. Эмоциональные культурные концепты: параллели и контрасты // Языковая личность: культурные концепты. – Волгоград: Волг. гос. пед. ун-т, 1996. – C. 80–96.

Шкапенко Т.М. К вопросу языковой категоризации эмоций // Исследования в области когнитивной лингвистики: сб. науч. тр. – Калининград: Калинингр. ун-т., 2000. – С. 15–22.

В.И. Жельвис

Темой настоящей статьи является попытка сопоставления двух родственных нравственных категорий, приличности и вежливости в их вербальном выражении.

Если учитывать данные этимологии, то, согласно этимологическому словарю М. Фасмера, «прилично» происходит от «лик, лицо». В родственных русскому языках этот корень означает «похожий, подобный, подходящий, подобающий». Вести себя прилично означает делать то, что тебе к лицу, что тебе при-ЛИЧ-ествует. То есть приличный человек совершает только те поступки, которые исключают возможность потери лица. Неприличное поведение – поведение «не к лицу», угроза потерять лицо. А потерять лицо можно в чьих-то глазах – собственных или общества. Общество, то есть большинство данного этноса и устанавливает правила приличия, или, что то же самое, эти правила устанавливаются сами собой на основе выработанных обществом моральных принципов. Естественно, что в разных обществах устанавливаются и разные рамки приличия.

Подчеркнём, что перед нами – прототипическое значение, впоследствии давшее ряд новых значений. Они будут упомянуты ниже.

В свою очередь, «вежливый», по М. Фасмеру, восходит к «опытный, сведущий» и, стало быть, имеет отношение к славянскому «ведать», то есть «знать» – в данном случае знать, как надо поступать. (Ср. «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят»).

В онлайновом Философском словаре вежливость – «моральное качество, характеризующее поведение человека, для которого уважение к людям стало повседневной нормой поведения и привычным способом обращения с окружающими. Вежливость – элементарное требование культуры поведения; она включает: внимательность, внешнее проявление доброжелательности ко всем, готовность оказать услугу каждому, кто в этом нуждается, деликатность, такт. Противоположностью Вежливости являются грубость, хамство, проявление высокомерия и пренебрежительного отношения к людям».

В Словаре русской идиоматики перечисляются определения вежливости: безукоризненная, исключительная, подчёркнутая, предельная, но также и нарочитая. В Словаре эпитетов таких оценок гораздо больше: вежливость здесь может быть джентльменская, заботливая, изысканная, изящная, испанская, подчёркнутая, рыцарская, трогательная, уточённая, сострадательная. Однако часть эпитетов носит, так сказать, нейтральный характер, здесь вежливость описывается больше как формальная: английская, холодная, леденящая, ледяная, поверхностная, сдержанная, спокойная, элементарная. Наконец, среди эпитетов немало таких, которые изображают вежливость как качество отрицательное, тогда она напыщенная, чопорная, показная, притворная, фальшивая, приторная, слащавая, слоновья, снисходительная, шутливая, старомодная, яростная.

В онлайновом Словаре синонимов приводятся синонимы вежливости. Абсолютное большинство из них оценивают вежливость положительно: благовоспитанность, бонтон, внимательность, воспитанность, галантность, деликатность, корректность, куртуазность, любезность, обходительность, политес, почтительность, предупредительность, приветливость, приличие, приличность, пристойность, светскость, субтильность, такт, тактичность, уважительность, уступчивость, участливость, учтивость, цивилизованность, этикет. Однако и здесь возможны отрицательные характеристики: выдрессированность, галантерейность, где вежливость выступает как категория чисто формальная.

В том же словаре синонимами приличия выступают благовидность, благонравность, благообразие, благообразность, благочиние, бонтон, вежливость, декорум, клюдь, порядочность, прилик, приличность, пристойность, реснота, этикет.

Обращает на себя внимание, что авторы этих двух списков в список синонимов вежливости включают приличие и приличность, а в качестве синонимов приличия называют вежливость. Бонтон входит в оба списка. Очевидно, что таким образом подчёркивается сходство двух интересующих нас понятий. Здесь авторы словаря не одиноки, в целом ряде справочников вежливость определяется через понятие приличия, и наоборот. Таковы словари Ушакова, Ожегова и Шведовой и др. (Заметим попутно одну особенность списка синонимов приличия: во-первых, он значительно короче списка синонимов вежливости, а во-вторых он главным образом состоит из устаревших или малоупотребительных слов, что невольно заставляет подозревать, что само слово «приличие» в настоящее время переживает известный кризис).

Строго говоря, для того, чтобы считать вежливость и приличие синонимами, есть основания. В обоих случаях речь идёт о сходном поведении: там и тут рекомендуется совершать положительные поступки. Вежливое поведение – это приличное поведение, и наоборот. Однако всё не так просто. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить примеры из словаря Ожегова и Шведовой:

Ср. ВЕЖЛИВОСТЬ: вежливое обращение, вежливый намёк, вежливо попросить. Точность – вежливость королей. ПРИЛИЧНЫЙ: прилично вести себя, приличный случаю поступок, приличный заработок. Очевидна существенная разница.

Что такое положительные поступки? Очевидно, это такие, которые воспринимаются как положительные данным обществом. Причём данное общество выработало свой кодекс поведения, следуя которому человек будет совершать положительные поступки. Соответственно существуют правила вежливости и правила приличия. Вежливый человек – совершенно необязательно человек приличный. Можно быть вежливым и приличным, но можно сказать «Он вежливый / приличный человек», а с другой стороны, возможно сочетание «он вежлив» и невозможно «он приличен».

Примеры из Национального корпуса русского языка (далее НКРЯ):

Ср. … и там человек (вежливый, но сволочь), […] спросил… (А. Солженицын); Вежливый ритуальный восторг (Э. Симонова); Из-за двери слышался неспешный и скрипучий, обидно вежливый голос (И. Бунин); Смотришь на себя в зеркало, а вежливый оскал не исчезает (Л. Гурченко).

Во всех вышеприведённых примерах вежливость выступает как некая формальность, совершенно необязательно коннотативно положительная. «Соблюдать приличия» означает выполнять определённые вежливые ритуалы, за которыми могут не скрываться искренние положительные эмоции. Стало быть, вышеприведённое определение вежливости из Философского словаря выглядит чересчур категорично.

В этой связи полезно обратиться к определению вежливости в англоязычной культуре. В содержательной монографии, посвящённой категории вежливости, Т.В. Ларина, помимо всего прочего, отмечает: «В английском национальном сознании вежливость в большей степени ассоциируется с демонстративным, этикетным вниманием (вежливый – тот, кто демонстрирует своё уважение другим): в русском – не с этикетным, а с действенным пониманием (вежливый – тот, кто помогает другим). […] Русскими демонстративная вежливость оценивается отрицательно, в большей степени они ценят естественность и искренность» [Ларина 2009, с. 141–142]. О том же говорят довольно многочисленные негативные определения вежливости в русской культуре: вежливость может быть дежурной, фальшивой, показной, формальной и т.п. Визит вежливости – это посещение с целью выразить именно такое чисто формальное уважение и расположение. На размышления наводит и сочетание «нанести визит вежливости» – ср. «нанести удар, пощёчину» и т.п.

Любопытные результаты показывает анализ Русского ассоциативного словаря (2002). По мнению русских информантов, ВЕЖЛИВЫЙ это прежде всего человек, но также мальчик (ребёнок, пацан, парень, юноша), интеллигент, мужчина, гражданин, господин, джентльмен, малый, гость, слуга, дедушка (старик, старичок), дяденька, партнёр, товарищ, студент, школьник, учитель. Качества, которые ассоциируются с вежливостью, это обходительный, благовоспитанный, великолепный, культурный, приятный, уважающий, уступил место, уступчивый, хороший такой.

Но среди откликов на «вежливый» встречаются и резко отрицательные, очевидно, имеющие в виду притворную, показную, фальшивую вежливость: бегемот, гад, гусь, как ворона, лох, пёс, подхалим.

С другой стороны, по мнению русских респондентов, ПРИЛИЧНЫМ может быть человек, мужчина, мальчик, молодой человек, парень, гость, добряк, дядя, отличник. Приличными могут быть неодушевлённые сущности: заработок, гардероб, костюм, прикид, пиджак, стол, заработок, оклад, город, анекдот, а также абстрактные понятия: случай, повод, поступок, ход, разврат, возраст, результат, поведение. Отрицательные реакции: мудак, подлец, срач, ублюдок. Сходня история с определениями: положительные оценки опрятный, красивый, приличный, хороший, воспитанный, приятный солидный противостоят отрицательным пошлый, развязный, безличный.

В сочетаниях типа приличный стол, пиджак, заработок и др. под. проступает дополнительное значение «достаточно хороший, неплохой», приличествующий статусу владельца. Приличный анекдот не содержит скабрёзности, рассказывающий его соблюдает приличия. Нередко «приличный» используется эвфемистически: приличный возраст.

Ассоциации к «приличный» В Ассоциативном словаре: обращение, общество, тонкость, парочка, лицо, очередь, суд, старина, враньё, мелочь, дверь.

Сравнение ассоциаций «вежливого» и «приличного» показывает несомненное сходство этих понятий: прежде всего, естественно, это качества, присущие разным людям, так что вполне приемлемы сочетания вроде вежливый / приличный мальчик / учитель и т.п. Однако «приличной» в значении «вполне пригодный» может быть только вещь (костюм и т.п.). Обращает на себя внимание, что отрицательная оценка вежливости выражена намного ярче, чем такое же отношение к приличности. Объяснить это можно тем, что за внешней вежливостью может скрываться больше притворства, неискренности и фальши, нежели за приличностью.

Но в принципе у того и у другого качества есть очень существенная общая черта: оба они отражают требование общества подчиняться общепринятым правилам и в этом смысле нам навязаны. Вежливость – непосредственные правила поведения, приличия – то, что с помощью вежливости материализуется. «Есть две мирные формы насилия: закон и приличия» (И.В. Гёте). Приблизительно то же – у Ф. Ницше: «Часть лицемерия у нас называют правилами приличия».