А. В. Суворова / Ред. Н. Л. Карпова, А. В. Суворов, А. А. Голзицкая. М.: Пи рао, 2013 2014 Часть работы а. В. Суворова и интервью
Скачать 1,31 Mb.
|
- Навигация по данной странице:
- Часть 1. РАБОТЫ А.В.СУВОРОВА И ИНТЕРВЬЮ С НИМ 1. А.В.Суворов ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ НАУКИ
| ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ КАК ФАКТОР САМОРАЗВИТИЯ ЛИЧНОСТИ
МАТЕРИАЛЫ КРУГЛОГО СТОЛА К 60-ЛЕТИЮ А.В.СУВОРОВА / Ред. Н.Л.Карпова, А.В.Суворов, А.А.Голзицкая. - М.: ПИ РАО, 2013 - 2014 Часть 1. РАБОТЫ А.В.СУВОРОВА И ИНТЕРВЬЮ С НИМ 1. А.В.Суворов ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ НАУКИ «Круглая» дата, вообще-то, условность. На самом деле шестидесятый день рождения ничем не отличается от пятьдесят девятого и шестьдесят первого. И если всё же по случаю «круглой» даты организуются юбилейные мероприятия, то отмечается тем самым факт общественной жизни, а не персонального существования. (Слово «персона» в устах Эвальда Васильевича Ильенкова звучит неизменно иронически). Я согласен с Михаилом Борисовичем Ширманом (1), что отмечается факт диалектического совпадения биографии «персоны» с историей коллектива, коим в конечном счёте является человечество. Поэтому, «юбиляр», не очень-то задирай нос. Ты интересен постольку, поскольку - личность, сиречь представитель коллектива, рода человеческого. Поскольку - родовое, а не только и не столько видовое, биологически-индивидуальное, существо. * * * Сергиево-Посадскому детскому дому для слепоглухих (который в октябре 2013 отмечает свой 50-летний юбилей) важно, Что я - один из самых успешных его воспитанников. И дело, конечно же, не в моей «персоне», а в том, что по поводу моего «круглого» дня рождения нынешний Сергиево-Посадский детский дом заявляет о своей преемственности с Загорским детским домом для слепоглухонемых. О преемственности с тем детским домом, который кто-то из великих советских психологов 60-х - 70-х годов XX века назвал «синхрофазотроном общественных наук». По аналогии с гордостью тогдашней ядерной физики - синхрофазотроном (то есть ускорителем) в Дубне. И когда в конце января 2010 года в Сергиево-Посадском детском доме для слепоглухих отмечали восемьдесят лет Альвина Валентиновича Апраушева, на самом деле отмечали то же самое - преемственность нынешнего детдома с Загорским «синхрофазотроном общественных наук», директором которого А.В.Апраушев был с 1968 по 1986 год. Лишний раз поклониться славному прошлому - никогда не лишне, и я со своей стороны кланяюсь за эти поклоны сегодняшнему директору Сергиево-Посадского детского дома, Галине Константиновне Епифановой, с которой дружу более 30 лет. С тех пор, когда она была учителем в группе Юры Толмачёва. На майских праздниках 1976 года я находился в Загорском детдоме, потому что не работала в праздничные дни столовая экспериментальной школы глухих, где мы, четыре слепоглухих студента психфака МГУ, обитали в Москве. В те дни приехал в Загорск и Эвальд Васильевич Ильенков. Перед обедом маленький Юра Толмачёв протащил Ильенкова за руку по всей территории детдома, всё показал. А я их повсюду сопровождал. После тихого часа малыш разыскал нас на скамейке напротив детдомовского крыльца, и взобрался к Ильенкову на колени. А тот повернулся ко мне, сидевшему справа, и с болью, так энергично, что моя рука отскакивала от его руки, сказал дактильно: - Это наша с тобой будет вина, если мы этого мальчика не доведём до университета! Вот с этим мальчиком и работала Галина Константиновна в начале 1980-х годов. С тех пор мы и дружим. Довести Юру Толмачёва до университета, увы, не удалось. Не было уже той широкой поддержки научной общественности, которая сделала это возможным в случае знаменитой четвёрки. Но, став завучем, а затем директором детдома, Галина Константиновна довела до университета двух девочек - Ирину Галебскую и Елену Лысенко. Они сейчас работают в детдоме воспитателями. Таким образом, Галина Константиновна Епифанова - достойный наследник славного «синхрофазотронного» прошлого детдома. * * * Александр Иванович Мещеряков, доктор психологических наук, основатель и первый научный руководитель Загорского «синхрофазотрона», подчёркивал, что первейшее и страшнейшее по своей катастрофичности для развития психики социальное следствие слепоглухоты - одиночество (2). При врождённой и ранней слепоглухоте немота - именно его, одиночества, следствие. Поэтому таких детей и называют слепоглухонемыми. Позднооглохших слепых, то есть тех, у кого глухота наступила после устойчивого формирования словесной речи в устной форме, называть с разбега слепоглухонемыми никак нельзя. Они - в том числе я - слепоглухие, но уж никак не слепоглухонемые. Устная речь у них более/менее сохранная. Ольга Ивановна Скороходова тоже была позднооглохшей слепой. Все наши беды - от дефицита общения, невозможного, неосуществимого способами, ориентированными на слух и зрение. Все наши беды - следствие объективного и субъективного одиночества. Это различение предложено мною в книге «Совместная педагогика» (3). Объективное одиночество, которое А.И.Мещеряков характеризует как абсолютное, не осознаётся и потому не переживается. Слепоглухонемой ребёнок - объект, но не субъект своего одиночества. Именно в качестве объекта абсолютного одиночества слепоглухонемой ребёнок - то самое существо, которое в многочисленной литературе описывается как «полуживотное-полурастение». И остаётся таким, пока - и если - его не начнут обучать. Субъективное одиночество субъективно потому, что оно осознаётся и переживается. Вы - субъект своего одиночества, вы знаете о своём несчастье, переживаете его именно как несчастье, страдаете от него вплоть до отчаяния, вплоть до мыслей о самоубийстве. Но поскольку вы - субъект своего одиночества, поскольку осознаёте его в качестве несчастья, поскольку страдаете от него, - постольку ваше одиночество носит, к счастью, не абсолютный, а относительный характер. Вы знаете, что ситуация ненормальна, экстремальна, патологична. Вы знаете, что так не должно быть. Вы знаете, что должно быть как-то иначе. Нормально - по-другому, когда у вас есть круг общения, причём приятного, комфортного, а не абы какого. Потому-то ваше одиночество и носит относительный характер, что соотносится с не-одиночеством, как патология - с нормой. При субъективном одиночестве общение тоже есть, но неприятное, дискомфортное. Нет друзей, нет принимающих и понимающих вас людей. Вы чувствуете себя в пустоте, в одиночестве именно потому, что чувствуете себя неп~онятым, непринятым, отвергнутым, а то и униженным, оскорблённым, садистски шельмуемым, - как в концлагере (4; 5). Но всё же - вы чувствуете себя. А при объективном одиночестве «чувствовать себя» - некому, ибо нет субъекта. То есть при объективном одиночестве есть тело - нет души. Нет души, субъекта, личности. Некому страдать, вообще чувствовать себя как-либо. Но, будучи субъектом своего одиночества, субъектом, иначе говоря, ненормального, патологического общения, - вы тем самым можете быть, способны стать и субъектом общения нормального. И не только можете быть и способны стать, но и одновременно являетесь обычно как субъектами одиночества, патологии, так и субъектами нормы. То есть кроме врагов и просто безразличных к вам людей, у вас одновременно есть и друзья. (У Виктора Франкла и Мусы Джалиля в концлагере они были). Если есть кому страдать, есть кому и не страдать, есть кому - перестать страдать. В страдании заложена возможность не-страдания. В неблагополучии заложена возможность благополучия, в несчастье - потенция счастья. (Об этой восхитительной диалектике размышляет С.В.Штуарёва (6)). Раз есть кому страдать, есть кому и быть счастливым. И если сейчас вы одиноки, то есть у вас нет друзей, - они, друзья, могут у вас появиться. Разумеется, не по щучьему велению. Однако всенепременно - по вашему хотению. И старанию. Субъективное одиночество как патология общения - это царство бесчеловечности. Но потому-то субъективное одиночество и относительно, что, в качестве царства бесчеловечности, соотносится с царством человечности, - царством нормальных человеческих - человечных - отношений, нормального человеческого - человечного - обращения (7) вашего к другим и с другими, этих других - к вам и с вами. Вот эта-то возможность человечности как шанс избавиться от бесчеловечности субъективного одиночества и есть - предмет совместной педагогики. Ребёнок-инвалид - не только слепоглухой - должен стать субъектом собствеоной личностной реабилитации. Для этого он, как ни странно, должен... почувствовать себя одиноким. Но - одиноким среди друзей! Субъективное одиночество среди друзей - это такая бесчеловечность, которая порождает человечность, без которой человечность невозможна. И делает субъективное одиночество «человечной бесчеловечостью», - или, что то же самое, «бесчеловечной человечностью», - мудрое детское «зато». Объективное одиночество бывает не только абсолютным, но и относительным. В относительной форме - по отношению к внешнему, вне детдомовской территории, миру, - объективное одиночество, объективная изоляция сохраняется и в процессе обучения. Ребята общаются прежде всего со своими педагогами, более/менее - между собой. Ну, изредка с родителями и другими родственниками, если есть, ибо среди воспитанников Сергиево-Посадского детдома немало сирот, в том числе, увы, «отказников» (от которых отказались родители). В относительной форме объективное одиночество сохраняется, даже на весьма высоком уровне личностного развития, до тех пор и постольку, пока и поскольку субъекта устраивает статус-кво. Пока, иными словами, слепоглухому не мешает его слепоглухота. И пока она ему не мешает, он не является субъектом собственной реабилитации; он - объект реабилитирующих усилий окружающих. * * * Я был таким объектом реабилитации до шестнадцати лет. Летом 1969 года некий доброхот пристал к маме, как банный лист, с безответственными рассуждениями о том, что медицина бурно развивается, и что считалось неизлечимым раньше, сегодня, может быть, уже лечится... В итоге меня на целый месяц раньше сорвали с летних каникул, вернули от мамы в детдом, - и зря, потому что у врачей тоже бывают летние отпуска, и попал я на консультацию в институт имени Гельмгольца только в сентябре. Ну, неизлечимость подтвердили... На следующее утро я, умываясь, горько рассмеялся над собой: что и требовалось доказать! На что надеялся, о чём мечтал? Не верил, не разрешал себе верить, что вдруг неизлечимое окажется излечимым, однако абсурдная надежда шевелилась в глубине души... W то утро я убежал из умывальной комнаты на детскую площадку - и проплакал до третьего урока. Часа три. Это был момент осознания слепоглухоты как мешающего жить кошмара, из-за которого мне недоступны огромные пласты культуры, особенно больно - музыка. Потом я проклинал слепоглухоту и по другим поводам - главное, из-за невозможности любоваться любимыми. Хорошо бы ушами, глазами Жадно слушать, смотреть самому, Никого не касаться руками, И не липнуть смолой ни к кому. В уголок бы забиться укромный, Чтоб не видел никто, потемней, - И оттуда, про руки не помня, Наблюдать дорогих мне людей. Кто чем занят, о том хоть немного Рассказать никого не просить, Никого не тревожить, не трогать, - И вовсю любоваться, любить!.. 8 октября 1986 (8) Однако нет худа без добра. Начав проклинать слепоглухоту, я тем самым наконец-то - и на всю жизнь - стал субъектом собственной Личностной реабилитации. О да, я очень близко знаком с отчаянием. Среди моих стихов много надрывных, и я этого ничуть не стыжусь, ибо это есть, и об этом тоже надо писать. О да, из прожитых шестидесяти я почти сорок лет страдаю суицидным комплексом. Зато я научился за себя, за свою жизнь - отвечать перед теми, кто меня любит и кого, главное, сам люблю, кого поэтому просто стыдно было бы ни за что ни про что обидеть самовольным уходом из жизни. Особенно маму. Мещерякова. Ильенкова. Академика, ближайшего и старейшего (не по возрасту, а по десятилетиям, что мы вместе) моего друга и учителя, Бориса Михайловича Бим-Бада. Моего названного сына Олега Игоревича Гурова... Нет иного ответа на часто задаваемый вопрос, чт~о не пускает на тот свет, чт~о даёт силы жить, преодолевая вот уже почти сорок лет суицидный комплекс. Как ни банально, источник сил единственный - любовь. Для религиозных людей неотразим довод, что великий грех - швырнуть в лицо Богу самовольно прерванную жизнь. Я - вне религии, вне конфессий, мой интерес к идее Бога сугубо научный, исследовательский, религиоведческий, философский. Ну, ещё эстетический (в стихах). Философская идея Бога и художественный образ Бога, но не вера в Бога. И довод, неотразимый для религиозных людей, для меня - абстрактный, абсолютно неубедительный. (Кстати, я не случайно называю религиозных людей - религиозными, а не верующими. Ибо именно считаю себя верующим, однако не религиозным. Верующим - в смысле: уверенным, убеждённым в том, что без человечности, без человечного, ответственного отношения к себе и окружающему миру, человечество не выживет, не станет ни в коем случае действительно разумной формой жизни. И я безоговорочно согласен с протоиереем отцом Александром Менем (9), который говорил, что неверующих людей не бывает, все во что-нибудь да верят; а те, которые веруют, а не просто верят, не во что-нибудь, но именно в Бога, они - не просто верующие, но именно религиозные. У отца Александра есть понятие - «анонимный христианин». Это тот, который ведёт вполне христианский образ жизни, однако избегает храма, брезгуя стоящими там на четвереньках старушками. Даже кот - и тот не избегает, к крайнему негодованию церковного старосты; староста рвёт и мечет, а кот - хвост трубой - заходит по-хозяйски прямо в алтарь, между тем как «анонимный христианин» морщит нос на храм из окошка своего НИИ)... Итак, довод, что великий грех обидеть Бога, мне чужд. Но вот обидеть маму, пусть уже давно почившую; обидеть Ильенкова, пусть покончившего с собой; а тем более обидеть любящих и любимых мною живых, - им, а никакому не Богу, швырнуть в лицо самовольно оборванную жизнь, - кто его знает, Бога, но они в моей жизни - были и есть, и они - этого капризного швырка не заслужили. * * * Но вернёмся к диалектике «человечной бесчеловечности», то есть диалектике превращения бесчеловечности в человечность. Итак, в условиях глубокой сенсорной депривации, в условиях слепоглухоты, да и другой инвалидности, - объективное одиночество может быть не только абсолютным, но и относительным. Объективно ребёнок-инвалид одинок, изолирован, но субъективно от своей инвалидности не страдает, не осознаёт её. Ну чего мне лично не хватало в Загорском детдоме? Как говорится, сыт, одет, обут, и нос в брайлевской библиотеке (вместо табака из поговорки: сыт, обут, одет, и нос в табаке). Другие хоть по сладостям скучали, но я к ним был безразличен. (Что не помешало мне к 2005 году обзавестись компенсированным сахарным диабетом второго типа). И если в кои-то веки мама присылала рубль, - я таскал его в кармане рубашки, пока не терял, или тратил с помощью учительницы на банку рыбных консервов да колбасный сыр, который чаще всего усыхал у меня в ящике тумбочки в спальне... Я был изолирован от внешнего мира - и особо не нуждался в нём, не считая, конечно, мамы, по которой всегда скучал. А что касается культуры - мне через голову хватало библиотеки. (И Александр Иванович Мещеряков, которому библиотеки тоже хватало, искренне думал, что - и достаточно (10). Мещеряков рассказывал мне в июне 1972, как Эвальд Васильевич Ильенков слушал классическую музыку вместе с ним, ни дать ни взять в полном соответствии со знаменитым принципом совместно-разделённой предметной деятельности, и Мещеряков таким образом в кои-то веки учился понимать любимого Ильенковым Рихарда Вагнера. Так и представляю: в хорошо знакомой мне комнате сидит Ильенков на своём диване-кровати, с партитурой и либретто оперы Вагнера «Гибель Богов» на коленях, рядом на стуле - Мещеряков, и звучит музыкальный комбайн собственной ильенковской сборки)... Нет, по музыке я всегда скучал. Из-за тоски по музыке, собственно, и стихи, которые называл «музыкой слов», начал писать. * * * Самодостаточность, когда из-за инвалидности особо не страдаешь, - и есть относительная форма объективного одиночества, изоляции. И вдруг объективное одиночество превращается в субъективное. Самодостаточности больше нет. То музыки не хватает, то живописи, то скульптуры, архитектуры в недоступных размерах. (Помню, как в Ленинграде в 1972 году наши сопровождающие изображали для нас чересчур громоздкие памятники, едва доступные нашим любознательным рукам на уровне пьедесталов: становились в ту же самую позу, в какой на этих пьедесталах стояли фигуры)... А ещё того хуже - невозможность любоваться любимыми. Или попросту зависть. - О чём вы разговариваете? - спрашивает меня в пионерском лагере «Салют» слепоглухая Галя К., имея в виду мою беседу с пионеркой Леной Ф.. - Об одной книжке. - А Лена откуда знает? - Читала. И я читал. - А я почему не знаю? - Потому что не читала. Читай побольше! И сейчас книги из областной библиотеки слепых - едва ли не главная радость этой женщины... Относительная форма объективного одиночества превращается в одиночество субъективное. Самодостаточность, когда инвалидность особо не мешает, превращается в страдание от недоступности чего-то. Недоступности - не по какой-либо другой причине, а именно из-за инвалидности. В данном случае - из-за слепоглухоты. И то, что до сих пор особо не мешало, начинаешь проклинать. С этого момента из объекта реабилитационных забот посторонних людей слепоглухой, вообще инвалид, становится субъектом личностной самореабилитации. Отныне он тоже хочет преодолеть свою инвалидность, ибо она ему теперь мешает. * * * Но вокруг друзья. Они готовы помочь. И осознание ограниченности своих возможностей (о, какой лицемерный термин - «лица с ограниченными возможностями здоровья»!), тоска по их расширению - не безнадёжны. Рядом друзья. И вот она, спасительная формула: «Пусть я чего-то не могу, но зато - рядом друзья. Они тоже чего-то не могут, не умеют по сравнению со мной. Я им помогу, они помогут мне». «Мы всё можем!» - девиз первых (в 1990-е годы) фестивалей творчества детей-инвалидов. Фестиваль детей-инвалидов... Сгусток жуткий горя всех видов: Паралитики - и глухие, Тугодумные - и слепые. Посмотрите, как много можем! Убедитесь: мы люди тоже. Не держите нас на отшибе, Обрекая наш дух на гибель. И увечий наших не бойтесь. Не обуза мы - успокойтесь. Нет, не клянчим ваше участье. Сами можем дарить вам счастье. Мы на равных сдружиться можем. Лишь поверьте: мы люди тоже! 19 декабря 1989 (8) Люди тоже. Тоже люди... Нет, не так. Неправильно. Да, мы всё можем, но не напоказ нашим здоровым друзьям, не ради самоутверждения, дабы кому-то что-то «доказать», не с целью кого-то в чём-то убедить: гляньте, какие убогие - и какие молодцы! Нет! Мы всё можем - рядом и, главное, вместе с нашими здоровыми друзьями. Мы всё можем - потому что они тут. «Я тут, я тут», - приговаривала мамина сослуживица, нянчившая меня в детстве, когда я, уже студент, навещал её, старенькую, на летних каникулах. «Тут я, тут, всё хорошо», - успокаивает меня сынок по электронной почте и эсэмэсками. Никогда в жизни я не сделал бы ни одного шага в горах. А будущий сынок в феврале 2002 года написал мне: «А слаб~о провести по горам без травм!» - и 6 июля 2002 года взял меня за руку, и три дня - 20 километров - вёл меня за руку до палаточного лагеря детской экологической экспедиции «Тропа». Ему тогда шёл пятнадцатый год. Мне исполнилось недавно сорок девять. И вместе, держась за руки, мы смогли - невозможное. Осенью педагогический мир ахнул: «Тут и здоровым-то нелегко... А как же Суворов?» Да при чём тут Суворов? А как же Олежка? Взял за руку да повёл. Через год сам себе удивлялся: «Как такой четырнадцатилетний карапуз такое смог?» Он вообще в те два года - в 2002 и 2003 - многое смог, что ему самому казалось невозможным. Смотрите нашу общую книгу «Философия процесса, или Педагогика Тропы» (11). * * * В этом суть совместной педагогики. 1. Относительное объективное одиночество - самодостаточность. Ну да, инвалид, ну и что... Формально он знает про свою инвалидность. На деле - не осознаёт. В начале 1980-х годов Людмила Филипповна Обухова рассказала мне про один простенький тест. Берём лист бумаги. Чертим на нём вертикальную линию. Наверху пишем - добрый. Внизу - злой. Где ты на этой шкале? То же самое на другом листе бумаги, но наверху пишем «умный», внизу - «глупый». Где ты на этой шкале? Берём третий лист бумаги. Наверху - «здоровый», внизу - «больной». Где ты на этой шкале? Я упростил задание. Ставил точку у основания своего правого большого пальца: «Вот - добрый». Затем ставил точку у основания мизинца: «Вот - злой». Соединял воображаемые точки воображаемой линией, проводимой указательным пальцем слепоглухого подростка по коже моей ладони. «Где ты?» Ребята неизменно показывали на самый верх. То же самое - «умный - глупый», «здоровый - больной». И только Юра Толмачёв, поколебавшись, поставил свой палец между в~ерхом и серединой шкалы «умный - глупый». Мол, не очень умный, но всё-таки. Ах, как жаль, что мы этого умницу не смогли довести до университета... Вот так. Ну ладно - добрый, умный, на самом верху. Но здоровый! Уж тут-то, кажется, должны поместить себя если не внизу, то где-то поблизости. Однако - 2. Они не осозна~ют своей инвалидности. Очевидно, потому, что им не с чем сравнивать. Поэтому - 3. Нужно общество более здоровых ребят, чтобы осознать свою инвалидность. Здоровые - в качестве зеркала. Вот, глянь, чего тебе не хватает по сравнению с ними. Смена общения Детского ордена милосердия, лагерь «Орлёнок» под Туапсе, 1994. Крайне возмущённый слабовидящий глухой Эмин из Загорска подбежал ко мне: - Дразнит! Хулиган! Подходит здоровый мальчик. Объясняет, что Эмин просится играть в баскетбол. Или волейбол?.. Я и сам в этих спортивных страстях ничего не смыслю. - Ну, и пусть играет. В чём дело? - пожимаю плечами. - Да это игра для высоких, - объясняют мне. - А Эмин маленький совсем. Короткий. Не допрыгнет до сетки. Мальчику это и пытались объяснить, а он решил, что ребята смеются над его маленьким ростом. Оскорбляют. Унижают. И - ко мне за заступничеством. А я и сам... Главное, как объяснить мальчику, лучше владеющему жестовой речью, нежели словесной, что не в нём дело, а в особенностях игры? 4. Вот тут-то до ребёнка и доходит: что-то не так. Относительная форма объективного одиночества переходит в одиночество субъективное. Та самая человечная бесчеловечность, то бишь бесчеловечная человечность - осознание ограниченности своих возможностей. 5. Но ведь и их возможности ограничены! В каком-то другом отношении. И они - мои друзья. Они мне помогут, а я - им. Ну пусть я... Зато они... В общем, мы вместе. Ура!!! Так ребёнок-инвалид из объекта реабилитации становится её субъектом. Сначала - вместе с друзьями, среди которых - родители, подственники, педагоги, психологи, реабилитологи... Но главное - другие дети, относительно более здоровые, или с другой инвалидностью. Потом он становится самым главным субъектом - личностной самореабилитации. Такая вот диалектика превращения относительной формы объективного одиночества - через бесчеловечность одиночества субъективного, из-за которого осознаётся инвалидность, - в человечность совместного преодоления инвалидности, всяких там «ограниченных возможностей здоровья». Но чтобы сознательно преодолевать инвалидность в течение всей жизни - её надо осознать. А чтобы это осознание прошло по возможности безболезненно - рядом должны быть друзья. И в том, чтобы друзья рядом были - задача движения детского милосердия, задача таких организаций, как Детский орден милосердия, базирующихся в своей практике на теорию совместной педагогики. Короче, суть совместной педагогики - в личностном преодолении инвалидности через её осознание и поддержку друзей. Остальное, сказал бы Э.В.Ильенков, - подробности, как бы сами по себе ни были они существенны. Каталог: epub epub -> Этика общения слепоглухих со зрячеслышащими epub -> О коррекции развития, способствующей достижению акме epub -> Статья "Смысл жизни и макропериодизация жизни" epub -> Человечность как фактор саморазвития личности epub -> А. В. Суворов !Чо саморазвитии человечной личности!Н epub -> Человеческий фактор epub -> Э. В. Ильенков посвящаю всем, кто помог мне epub -> Образ первый epub -> Об ильенковском понимании Скачать 1,31 Mb. Поделитесь с Вашими друзьями:
|